Червинский Иван Иванович

---

ПОМНЮ ТРАГИЧЕСКИЙ 1937-й

В те трагические годы я, сам – глухой, но, в отличие от моих товарищей, чуть-чуть могу говорить, занимал (с 1935 г.) должность заместителя по культмассовой работе директора Ленинградского дома просвещения глухонемых (ДПГ). Он располагался в особняке на Английской набережной, д. 54 (Красная ул., д. 55), полученном Петроградским союзом глухонемых от Губсобеса еще в 1922 г., и являлся единственным в городе культурным центром для тех, кто не слышит и не говорит, а «разговаривает» жестовой речью – мимикой. Тогда ДПГ работал без перерыва всю неделю. На третьем этаже размещалась школа работающей молодежи с классами по ликвидации неграмотности, в жилой части проживали в основном семьи глухонемых. В ДПГ приходили, чтобы заниматься в различных кружках, спортивных секциях, посетить библиотеку-читальню, посмотреть кинофильм с титрами или спектакль-пантомиму, «послушать» лекции, беседы, последнюю информацию из газет. Или просто отдохнуть, да встретиться с друзьями-товарищами. Большинство друг друга хорошо знали. Глухонемые считали ДПГ своим вторым домом. Там встречались, порой влюблялись. Семьи создавались...

Председателем Ленинградского областного отдела Всесоюзного общества глухонемых с декабря 1929 г. был Эрик Михайлович Тотьмянин.

Однажды Э. М. Тотьмянин, как «честный коммунист», послал заявление начальнику УНКВД Лен. области о членах общества глухонемых, занимающихся спекуляцией кустарными художественными открытками на вокзалах и в пригородных поездах. Он просил привлечь к ответственности злостных спекулянтов, поскольку эти лица при продаже художественных открыток могли распространять и материалы контрреволюционного содержания. По заявлению Тотьмянина были арестованы 5 человек. При обыске на квартире у А. С. Стадникова, проведенном в августе 1937 г., среди 1411 открыток было найдено несколько немецких с изображениями Гитлера. Они находились отдельно от других. Открытки попали к Стадникову от политэмигранта из Германии глухонемого Альберта Блюма, жившего в одном с ним доме. Сами открытки были стандартными вложениями из коробок немецких сигарет, которые курил Блюм. Этого было достаточно, чтобы начальник отдела борьбы с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (ОБХСС) Управления милиции Краузе организовал большое групповое «дело антисоветской фашистской террористической организации агента гестапо А. Блюма». В течение августа–ноября 1937 г. следователи милиции Немцов, Лебедев и Шпор, произведя многочисленные аресты среди ленинградских глухонемых, создали дело, не уступавшее по размаху другим политическим делам, проводимым НКВД.

Всего были арестованы 54 человека. Среди них Николай Леонтьевич Дейбнер, организовавший в 1903 г. Петербургский союз глухонемых и долгое время бывший его первым председателем; депутат Ленгорсовета Эрик Михайлович Тотьмянин, который якобы с 1934 г. являлся членом террористической организации; Владимир Владимирович Редзько – один из лучших художников-ихтиологов; Мария Сергеевна Минцлова – учительница вечерней школы глухонемых; Михаил Семёнович Тагер-Карьелли – режиссёр-постановщик, организовавший в 1920 г. Петроградский театр глухонемых «Пантомима»; Израиль Моисеевич Ниссенбаум – профессиональный фотограф. Были арестованы высококвалифицированные рабочие, передовики производства заводов и фабрик города, фотографы и художники, члены драмколлектива ДПГ, спортсмены – участники проходившей в Москве в августе 1932 г. 1-й Спартакиады Всероссийского общества глухонемых, на которой ленинградцы заняли первое место и получили приз. Это были люди в расцвете сил, честные труженики, прекрасные семьянины.

Хорошо помню, как на моих глазах, во время генеральной репетиции нового спектакля по книге Николая Островского «Как закалялась сталь», готовившегося к 20-й годовщине Великого Октября, двое в штатском подошли к сцене и, не предъявляя документов, спросили: «Кто тут Тагер-Карьелли?». Кто-то из нас прочёл вопрос «с губ» спрашивающего и показал пальцем. Взяли и увели. А мы просто остолбенели и потрясённые разошлись...

Через пару дней вечером к нам в Домпросвет пришли двое, показав на этот раз документы, потребовали провести их в кабинет, где работал Тагер. И начался обыск, в шкафах костюмерной увидели шпаги и рапиры, проверяли остроту, а они были спортивные. Один копался в письменном столе, другой, встав на стул, брал толстые книги, их сильно встряхивал и бросал на пол. Я сделал замечание: «Зачем бросаете? Пожалуйста, кладите на стол». Другой, сидя у стола, взял бумагу и написал: “»Молчи, иначе мы тебя туда заберём». Я понял, что шутки плохи, и замолчал. Вот тогда такая была власть у молодчиков, могли любого забрать, состряпать обвинение – прощай жизнь...

Мы потеряли глухонемого режиссера-постановщика, который ставил в своё время замечательные классические спектакли. Из-за массовых арестов спектакль по Николаю Островскому не состоялся. Драматический коллектив распался.

В ходе допроса следователи спрашивали арестованного: “Кто твои друзья?” и, узнав новую фамилию, ночью забирали того человека, считали врагом народа и приписывали 58-ю статью. Допросы велись через специальных переводчиц. Глухонемых насильно заставляли подписывать протоколы, в которых записывалось совсем не то, что они «говорили». За это обещали освободить из-под стражи. Получалось так, что, признавая вину, сами себе записали высшую меру наказания.

Из материалов архивно-следственного дела УНКВД ЛО за № П-18209 следует, что решением Особой тройки УНКВД ЛО от 19 декабря 1937 г. за участие в антисоветской фашистской террористической организации, якобы созданной агентом гестапо Альбертом Блюмом среди глухонемых г. Ленинграда, были осуждены к расстрелу 34 человека (из них 10 женщин) и заключены в ИТЛ на 10 лет – 19 человек. Один человек – Д. П. Хорин – был расстрелян в январе следующего года, по решению Особой тройки от 31 декабря 1937 г. Самому младшему из всех было 22 года, самому старшему – 64 года.

В 1939 г. УНКВД ЛО было возбуждено уголовное дело на бывших работников ОБХСС Управления милиции, принимавших участие в арестах и расследовании дела глухонемых. Одновременно с ними была привлечена к уголовной ответственности и одна из переводчиц. Двое бывших сотрудников ОБХСС приговорены к расстрелу, а другие – к различным срокам наказания.

В 1940 г. в отношении 19 глухонемых, заключённых в ИТЛ, дело прекратили.

Выживший в лагерях и совсем недавно ушедший из жизни М. С. Роскин рассказывал, как осенью 1937 г. сосед по камере, старый политзаключённый, дал ему дельный совет – предупредить всех, чтобы называли своими знакомыми и друзьями только тех, кто уже арестован. Это удалось – двери камер в «Крестах» открывали для проветривания и, стоя у открытых дверей, можно было «говорить» языком жестов, видным через глазок камеры напротив. Благодаря этому дальнейшие аресты вскоре прекратились.

Те, кто были расстреляны, реабилитированы в 1955 г.

Всё это узналось не сразу. В 1940 г. удалось встретиться с товарищами, вернувшимися из ИТЛ, и под большим секретом поговорить о процессе над ними.

С 23 июня 1941 г. меня назначили директором ЛДГ. После трудового дня мы занимались на базе института физкультуры им. Лесгафта, где нас учили обращению с трофейным немецким оружием. В случае прорыва фронта надо было завладевать оружием врага, чтобы уничтожать технику и оккупантов. Было подготовлено около 460 человек. Когда с 1 июля 1942 г. ДПГ законсервировали, я уехал в Москву, где работал слесарём-инструментальщиком на авиационном заводе. Вернулся в Ленинград после окончания войны, в апреле 1946 г., работал в Обществе глухонемых.

В 1975 г., уйдя на отдых по возрасту, по собственной инициативе взялся за организацию Музея истории Ленинградского правления ВОГ, который торжественно открылся в апреле 1980 г. Затем занялся сбором материалов, касающихся трагедии 1937 г. Продолжал встречался с теми, кто был амнистирован в 1940 г., и родственниками расстрелянных, записывал воспоминания, знакомился с имеющимися у них документами. Это были справки, где указывалось о смерти от выдуманных болезней в разные сроки, без указания места захоронения С большими трудностями удалось разыскать фотографии 26 человек из числа погибших в 1937 г. Первое письмо с запросом послал в Большой дом в феврале 1991 г. и в мае получил ответ о судьбе Э. М. Тотьямина. В декабре 1993 г. С.-Петербургскому правлению общества глухих прислали список расстрелянных в декабре 1937 г. И только в мае 1998 г. мы получили копии многих следственных документов и узнали всю правду о состряпанном и раздутом следователями «деле». Например, в обвинительном заключении указали, что нашли 1400 открыток с фотографией Гитлера, а их в действительности было всего несколько штук. Несмотря на протесты переводчиков, в протоколы допросов записывали не то, что в действительности говорили глухонемые. Это было установлено на заседании Военного трибунала войск НКВД СССР, проходившем 18–30 ноября 1940 г., где было рассмотрено дело № 9 по обвинению бывших работников отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией Управления рабоче-крестьянской милиции Ленинградской области.

Давид Львович Гинзбургский, С.-Петербург, 1999

 

ДЕЛО ЛЕНИНГРАДСКОГО ОБЩЕСТВА ГЛУХОНЕМЫХ

Обвинение группы ленинградских глухонемых в диверсионно-шпионской террористической деятельности – одно из наиболее нелепых дел, сфабрикованных в недрах НКВД.

Люди, общающиеся со слышащими лишь при содействии сурдопереводчика, не владеющие иностранными языками были «уличены» в том, что они создали фашистско-террористическую организацию, связанную с германским консульством в Ленинграде. Организация будто бы вербовала участников в ленинградской оборонной промышленности, через которых осуществляла диверсионно-шпионскую работу, «подготовляла террористические акты в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства 1 мая и 7 ноября 1936 года на Красной площади в г. Москве и на площади Смольного в январе м-це 1937 г. Распространяла фашистские фотоснимки и контрреволюционную фашистскую литературу, полученную из Германии через германское консульство». В качестве вещественных доказательств «при ликвидации фашистской организации изъято: 1) револьвер системы «Браунинг» и боевые патроны; 2) контрреволюционные фашистские фотоснимки в количестве 1400 шт.».

Постановлением Особой тройки УНКВД ЛО А. Г. Агуреев, Я. М. Аптер, Н. А. Брянцев, Н. А. Васильев, А. М. Васильева, Н. И. Винтер, А. Т. Вышкевич, А. А. Головина, Э. М. Горфункель, М. И. Григорьев, Н. Я. Гуревич, Н. Г. Двойнов, Н. Л. Дейбнер, В. Г. Долоцкий, Б. В. Желковский, В. И. Закс, Г. С. Золотницкий, Е. И. Крушевская, П. И. Кумме, Т. В. Курчавин, В. С. Луценко, М. С. Маркович, М. С. Минцлова, А. В. Некрасов, И. М. Ниссенбаум, А. К. Павлович, А. А. Петров, Е. Ф. Погоржельская, В. В. Редзько, А. С. Стадников, М. С. Тагер-Карьелли, Э. М. Тотьмянин, М. Д. Чаусова, И. И. Червинский приговорены к высшей мере наказания и расстреляны 24 декабря 1937 г., Дмитрий Павлович Хорин расстрелян в январе 1938 г.

К заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет приговорены: Абрамзон Самуил Танлеевич, Борн Леонид Эмильевич. Васильев Пётр Васильевич, Вышкевич Пётр Трофимович, Гвоздев Георгий Иванович, Гуткин Марк Иосифович, Зубковский Ростислав Сергеевич, Кессель Оскар Зиновьевич, Кузьмин Вячеслав Иванович, Лялин Владимир Арсеньевич, Митюков Сергей Афанасьевич, Морозов Павел Иванович, Пушкинский Александр Яковлевич, Романов Василий Ильич, Роскин Михаил Семенович, Святченко Фёдор Васильевич, Соломонов Ицхок Менделевич, Степанов Владимир Степанович и Эренбург Бенциан Аккерович. Одни из них отбывали наказание в Мордовии на строительстве железной дороги, другие были направлены в Караганду.

Бессмыслица этой акции видна, например, на фоне той просветительской и образовательной работы, которая велась в предшествующие годы для адаптации глухонемых к трудовой деятельности и жизни в обществе. В Ленинграде, кроме Дома глухонемых, работал областной институт глухонемых, имевший детский сад, школу 1-й и 2-й ступеней с интернатом и учебными мастерскими. Ленинградский областной отдел Всероссийского общества глухонемых, занимавшийся трудовым обучением, трудоустройством, культурно-политическим просвещением глухонемых, насчитывал в 1935 г. около 6 000 членов и имел в своём распоряжении швейную фабрику-школу им. Савельева, обувную школу, работали группы для глухонемых при школах ФЗУ трикотажно-чулочной фабрики «Красное знамя» и др. С 1929 г. по 1937 г. для глухонемых издавалась многотиражная газета «Ударник».

По «Делу глухонемых» проходила элита членов Ленинградского отделения ВОГ, часть из них – выпускники Института глухонемых. Среди осуждённых – преподаватели, художники, фотографы, инженерно-технические работники, рабочие высокой квалификации.

Вынесенный чудовищно суровый даже для тех лет приговор, учитывая личности обвиняемых, может быть объяснён существовавшим у ленинградских чекистов особым отношением к инвалидам. Известно, что в начале 1938 г. Заковский, став руководителем НКВД по Москве и Московской области, обратился к высокому начальству с предложением учесть «положительный опыт» Ленинграда, по уничтожению инвалидов – жертв следственных пыток и пересмотреть дела московских калек с заменой им приговоров на расстрельные.

Дело по обвинению глухонемых фабриковалось по инициативе и под руководством начальника ОБХСС Управления милиции г. Ленинграда Яна Мартыновича Краузе (1901 года рождения, уроженец г. Рига, латыш, член ВКП(б)). Его ближайшими помощниками, непосредственными исполнителями этого и других дел,  были члены следственной бригады: Кирилл Матвеевич Пасынков, Дмитрий Николаевич Немцов, Константин Иванович Лебедев, Роман Кириллович Шпор и Алексей Александрович Морозов.

В «Справке о выполнении оперативного приказа № 00447 наркома внутренних дел СССР» от 25 января 1938 г. заместитель Заковского В. Н. Гарин, командовавший карательной операцией в городе и области, привёл Дело глухонемых как яркий пример раскрытия Рабоче-крестьянской милицией фашистской организации.

15 марта 1939 г. Краузе был арестован Особым отделом НКВД за «грубые нарушения социалистической законности и фальсификацию, проводимую им в оперативно-следственной работе». В процессе дальнейшего расследования появилось 11 томов дела, где «свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами виновность Краузе была установлена в том, что он систематически нарушал соцзаконность и внедрял в практику работы незаконные методы следствия (стойки, конвейерную систему допросов, подлог документов в следственных делах, корректировал протоколы допросов, внося в них вымышленные показания), производил необоснованные аресты без всяких материалов». В протесте Прокурора Ленинградской области, направленном 31 июля 1939 г. начальнику УНКВД ЛО Гоглидзе, в частности, указывалось: «Всего по настоящему делу было арестовано 53 человека, причем 24 человека были арестованы ещё до того, как в отношении их были получены показания как на участников контрреволюционной организации, т. е. при отсутствии на них материала... При отказе обвиняемых подписывать протоколы, последние подписывались только следователем и переводчиками... Особого внимания заслуживают жалобы осуждённых о применении к ним незаконных методов расследования. Это объективно подтверждается фактом осуждения Тотьмянина, на которого в деле никаких материалов нет. Между тем как указано, что он себя признал виновным...»

И. о. начальника отдела по спецделам Розанов предлагал отменить постановление Особой тройки.

Оставшиеся в живых глухонемые, допрошенные теперь уже в качестве потерпевших, дали показания о том, как велось их дело.

Георгий Иванович Гвоздев (допрос 15 августа 1939 г.): «Протокол записан не с моих слов, ибо я никаких показаний не давал. Протокол меня заставили подписать. Меня вначале долго уговаривали подписать, говорили, что я фашист, и что имеется целая группа, я отрицал, требовал очных ставок. Очных ставок не дали. После долгого упорства меня сзади в затылок кто-то из следователей ударил, у меня с головы пошла кровь, при этом ударе я потерял сознание, а когда пришёл в себя, не зная, что там написано, подписал протокол».

Самуил Танлеевич Абрамзон (допрос 13 августа 1939 г.): «Гвоздев мне сказал, что он подписал протокол лишь только тогда, когда его ударили в затылок головы рукояткой револьвера. След этого удара на голове Гвоздева я видел лично сам... Все из восемнадцати человек, с которыми я был вместе, подписали протоколы под принуждением».

Красноречивы показания переводчиц, участвовавших в формировании Дела глухонемых.

Свидетельница А. Н. Перлова (допрос 1 июня 1939 г.): «Был случай, когда Ниссенбаум не давал показаний следователю Лебедеву. Лебедев его направил в дежурную комнату к практиканту. А через некоторое время практикант принёс письменное показание Ниссенбаума о том, что он должен был поехать в Москву и совершить террористический акт над Сталиным... Со слов Симоновой или Игнатенко мне известно, что Золотницкий бросил фразу обвиняемым по одному с ним делу: «Подождём до суда, на суде всё скажем»».

Другая переводчица, Ида Львовна Игнатенко, которой в 1937 г. было всего восемнадцать лет, проходила по делу Краузе как обвиняемая: «Я должна заявить, что почти все протоколы допросов расходились, в известной мере, с дословными показаниями арестованных, причём Немцов во многих случаях искажал факты, записывая в протокол вовсе не то, что показывал обвиняемый. Помню, такие извращения имели место в протоколах допроса арестованных Минцловой и Чаусовой. Эти лица очень долго отказывались подписать составленные Немцовым протоколы допроса, но в результате принуждения они подписали... Первоначально я категорически протестовала против подобных искажений, требуя дословной фиксации показаний. Однако ко мне стали придираться как Немцов, так и Лебедев, упрекая меня в нестойкости, сердобольности, что, мол, я сочувствую этим государственным преступникам, жалею их и т. д. Находясь в таких напряженных условиях, при постоянных угрозах, работая к тому же по 14–15 часов в сутки, я не в силах была отказаться от работы таким методом. В дальнейшем я стала подписывать протоколы, не читая их. В этих случаях Немцов заявлял: "Что Вы не доверяете нам, ведь обвиняемый подписался. Видите его подпись, чего же Вы ещё станете читать"».

Дело Краузе рассматривалось с 18 по 30 ноября 1940 г. на закрытом заседании Военного трибунала войск НКВД Ленинградского военного округа. За преступления, предусмотренные ст. 193-17 п. «б» УК РСФСР, Я. М. Краузе и К. И. Лебедев были осуждены к расстрелу; К. М. Пасынков, Д. К. Немцов и А. А. Морозов – на 10 лет ИТЛ; Р. К. Шпор на 2 года ИТЛ. И. Л. Игнатенко осуждена по ст. ст. 17-193-17 п. «а» к лишению свободы сроком на два года. Но, «учитывая, что совершила данное преступление под воздействием и при попустительстве Немцова, что она практического опыта для работы переводчицей на следствии не имела, т. к. до её временной работы в ОБХСС была только лишь практиканткой, и изоляция её от общества в связи с изложенным выше, при наличии двухлетнего ребенка, крайней необходимостью не вызывается, Военный трибунал нашёл возможным на основании ст. 53 УК РСФСР назначенное ей лишение свободы считать условным с испытательным сроком в один год».

В 1940 г. были прекращены дела на тех осужденных глухонемых, кто находился в ИТЛ (кроме Н. А. Васильева и Р. С. Зубковского, сведения о которых отсутствуют).

Расстрелянные, несмотря на доказанную в судебном порядке в 1940 г. невиновность, были реабилитированы только 6 декабря 1955 г.

Анатолий Разумов, Юрий Груздев, 1999

---