Золотницкий Георгий Семенович

---

Расстрелян в Ленинграде во время Большого сталинского террора согласно планам партии и правительства. Порядковый № 20 в предписании на расстрел. Вероятное место погребения: Левашовское мемориальное кладбище.

 

ИЗ КНИГИ ПОСЕТИТЕЛЕЙ ЛЕВАШОВСКОГО МЕМОРИАЛЬНОГО КЛАДБИЩА

10–13 мая 2003 года

От г. Екатеринбурга. Дочь, Татьяна Георгиевна Слатюхина (Золотницкая – дев. фам.). Добрые люди и в т. ч. Гинзбургский Д. Л., который выяснил судьбы глухих 54 человек, в т. ч. моего отца Георгия Семёновича Золотницкого (расстрелян 14.10.1937 г., здесь захоронен). Огромное Вам спасибо за заботу и внимание и за память о погибших.

Папочка! Я снова здесь! На этот раз до свидания. Папочка, я осталась одна. Нет мамы – умерла 1991 году, не знала, что тебя расстреляли. Юра был у тебя. Умер в 1996 году. Держусь! Позвонила в колокол, чтобы ты услышал, знаю, что ты глухой, но ты почувствуешь. Пока.

 

ИНТЕРВЬЮ С ТАТЬЯНОЙ ГЕОРГИЕВНОЙ СЛАТЮХИНОЙ, ДОЧЕРЬЮ РЕПРЕССИРОВАННОГО

В 1937 году было сфабриковано «дело глухонемых»: из-за нескольких вкладышей из германских сигарет участников общества причислили к фашистской террористической организации.

Глухонемых тоже не щадили, их порой обвиняли в принадлежности к фашистской террористической организации. Из них выбивали признания. Не все могли выдержать истязания и признавались в абсурдных грехах.

Татьяна Георгиевна Слатюхина (в девичестве Золотницкая) – жертва политических репрессий. Родилась в 1937 году в Ленинграде.

– Мои родители были глухонемыми, такой же недуг был у брата Юрия. Сама я страдаю лишь тугоухостью, то есть могу слышать. Я владею языком жестов, умею читать по губам, в молодости овладела и нормальной речью, —рассказывает Татьяна Георгиевна.

Отец Татьяны, Георгий Семенович Золотницкий, родился в 1901 году в петербургской дворянской семье. Мать, Елена Самуиловна, родилась в 1910 году в Самаре, в семье евреев-врачей.

Когда дочери Георгия Золотницкого еще не исполнилось и года, он подвергся репрессиям, став одной из многих жертв эпохи Большого террора. Как следовало из материалов дела и полученных позднее его семьей справок, Георгий Золотницкий работал художником артели «Инкоопрабис» в Ленинграде, состоял в Ленинградском обществе глухонемых, был прописан на 1-й линии Васильевского острова. Маховик репрессий ударил по обществу в августе 1937 года. Все началось, как часто это тогда бывало, с доноса. Автором заявления стал председатель общества Эрик Тотьмянин, который сообщил, что члены его общества спекулируют «кустарными» открытками. Сотрудники ОБХСС пришли с обысками к указанным людям и обнаружили у них несколько открыток с изображением Гитлера и других деятелей Третьего рейха. Эти открытки вкладывались в коробки с сигаретами, продававшимися в Германии.

Оказалось, что злополучные открытки передал членам ЛОГ некто Альберт Блюм, немец, живший в СССР с 1932 по 1937 год как политэмигрант. Блюм был глухим и, соответственно, захаживал в общество глухонемых. В том же 1937 году он уехал обратно в Германию. Следователи с радостью ухватились за несчастных, и первым арестованным было предъявлено обвинение в принадлежности к фашистской террористической организации. Как именно глухие люди могли создать такую организацию, мало кого интересовало.

– Отец не выдержал допросов и побоев, подписал признание, – рассказывает Татьяна Слатюхина. – Кстати, до знакомства с мамой у моего отца уже была первая жена и двое детей, но мы о них ничего не знаем, как и о их судьбе.

– Что было с вашей семьёй после ареста Георгия Семёновича?

– В 1938–1939 годах мы с матерью и братом находились в административной ссылке в Томске. Мать подала на развод с уже мертвым (как впоследствии оказалось) отцом, и в 1939 году их развели, после чего разрешили вернуться в Ленинград.

...Как теперь мы знаем о «деле глухонемых», тогда, осенью 1937 года, довольно быстро под стражей оказались 54 человека, в том числе и автор доноса Тотьмянин. Георгия Золотницкого арестовали 14 октября 1937 года и уже 19 декабря его приговорили к высшей мере наказания. 24 декабря в районе поселка Левашово (ныне — северная окраина Петербурга) Золотницкий был расстрелян. Всего же из 54 арестованных тогда погибли 35 человек, а еще 19 оказались под стражей.      '

В 1939 году часть осужденных по этому делу, которые отбывали сроки заключения, подали жалобу на необъективность ведения следствия. Глухонемые жаловались на применение к ним физического воздействия, а также на незаконные действия сурдопереводчиков, участвовавших в допросах.

Проверка быстро показала, что все пострадавшие по «делу глухонемых», осужденные за контрреволюционную деятельность, были наказаны необоснованно. Уголовные дела в отношении 19 человек были прекращены, а сами следователи ОБХСС подверглись аресту и суду. Новое расследование установило, что нерадивые чекисты делали вывод об участии обвиняемых в фашистской организации на основании их показаний о простых встречах с Альбертом Блюмом или о совместном распитии спиртного с ним.

В результате в 1940 году следователи Лебедев и Краузе сами были приговорены к высшей мере наказания, а остальные участники фальсификации (следователи и сурдопереводчики) подверглись тюремному заключению. Уцелевшие репрессированные глухие ленинградцы были выпущены из лагерей. Лишь в 1955 году все расстрелянные по тому делу были реабилитированы.

– Вскоре после гибели вашего отца и его коллег началась война. Что вы об этом помните?

– Блокаду Ленинграда мы тоже пережили, тогда мы жили недалеко от Мариинского театра. Лишь в 1943 году нас эвакуировали в туркменский город Мары, где мы с мамой, бабушкой и братом находились до 1946 года. 0 Туркмении помню только горячий песок и то, что меня там называли Тата. До 1951 года мы жили в Ленинграде, потом переехали в Свердловск.

– А как вас занесло на Урал, да еще и после войны?

– Врачи посоветовали матери здешний климат. Я жила в детских домах в Полевском и Дегтярске. Поначалу учиться удавалось нормально, но затем стало сложнее запоминать материал, когда учительница отворачивалась или начинала ходить по классу, я не могла читать по ее губам и потому хуже запоминала материал. Кто-то из воспитателей рассказал детям о том, что я из семьи репрессированных, и они обижали меня, бывало, что и били. Позднее тоже везде было непросто, так как я была прямая и независимая. В 1953 году я пошла в спецшколу в Свердловске, на улице Бебеля. Там учились и слепые, и слабослышащие, и глухонемые дети. Глухих было больше, чем слепых. У глухонемых программа отставала от общей на четыре года.

Всего таких школ в Свердловске было две – на Бебеля и на Белинского. Наконец, в 1954–1955 годах я училась в системе ФЗО в Челябинске, получив специальность фрезеровщика. Затем я три года проработала на Челябинском тракторном заводе.

– Когда вы вернулись в Свердловск и где работали здесь?

– Я вернулась сюда в 1961 году, устроилась работать на турбомоторный завод на Эльмаше. В 1968–1974 годах я обучалась в техникуме по специальности «культпросвет», после чего работала с глухонемыми рабочими: проводила для них экскурсии, конкурсы, мероприятия. С 1964 по 1978 год я занимала должность старшего инструктора глухих работников, ас 1978 года работала на гальванике. На пенсию вышла в 1988 году по вредности.

– Когда вы начали искать следы своего отца и как долго шел процесс?

– В 1958 году мы получили первую справку об отце. Сообщалось, что он якобы скончался в 1943 году от острого нефрита. Но уже в 1960 году справка военного трибунала Ленинградского военного округа гласила, что отец был реабилитирован как расстрелянный по статье 58. В 1963 году мне дали квартиру на улице Машиностроителей, но это не было связано с инвалидностью или тем, что я – дочь репрессированного, тем более что к тому времени я уже вышла замуж и стала Слатюхиной. А вот брат получил жилье в 1965 или 1966 году именно как глухонемой.

– И когда вам удалось точно выяснить судьбу погибшего отца?

– В 1994 году я получила первую справку от Министерства безопасности России о расстреле отца. К тому времени уже умерла моя мама, она так и не узнала о точной дате гибели папы. Но тогда я еще не знала о том, что мне положены какие-то компенсации. В Пенсионном фонде мне ничего об этом не говорили. А в 1996 году умер брат Юрий. Лишь в 2002 году я узнала, что мне полагается пенсия, затем написала запрос в областную прокуратуру, добилась ответа и после этого стала получать пенсию как жертва политических репрессий.

– Когда, по-вашему, отношение государства и общества к глухонемым было лучше – при советской власти или сейчас?

– Думаю, раньше отношение к глухонемым было все-таки лучше. Проводились экскурсии, конкурсы, общественная работа. Сейчас всем все безразлично. У блокадников отношение лучше, они не забывают своих. Кстати, обычное начальство на работе (то есть слышащее) ко мне относилось с уважением, а вот свои же руководители обществ глухонемых буквально ненавидели.

– Татьяна Георгиевна, вы упомянули о том, что вышли замуж и сменили фамилию...

– Я замужем с 1959 года, мужа зовут Василий. У нас двое детей, пятеро внуков и пятеро правнуков. В 2008 году на Левашовском мемориальном кладбище был поставлен мемориал в память о погибших глухонемых. Я стараюсь посещать его каждый год.

Источник: Большой террор в частных историях жителей Екатеринбурга. Екатеринбург, 2018. С. 205–208.

 

ИЗ КНИГИ ПОСЕТИТЕЛЕЙ ЛЕВАШОВСКОГО МЕМОРИАЛЬНОГО КЛАДБИЩА

14 мая 2019 года

Из Екатеринбурга. Дорогой папочка, снова я здесь. Хочу поделиться с тобой своей радостью – с трудом, но я добилась справедливости, и твоё имя отныне не будет «забыто». В г. Екатеринбурге вышла большая книга о репрессиях и терроре 1937 г. и там напечатана статья о тебе и твоей жизни с фотографией, где ты с мамой и сыном Юрой. Надеюсь, что твои внуки и правнуки будут помнить тебя и гордиться тобой. Пошли мне навстречу, поскольку ты глухой и единственный ленинградец, а там были только уральцы.

Твоя дочь Татьяна Слатюхина (Золотницкая)

P. S. Низкий поклон сотрудникам за то, что соблюдают чистоту и порядок территории.

 

ПОМНЮ ТРАГИЧЕСКИЙ 1937-й

В те трагические годы я, сам – глухой, но, в отличие от моих товарищей, чуть-чуть могу говорить, занимал (с 1935 г.) должность заместителя по культмассовой работе директора Ленинградского дома просвещения глухонемых (ДПГ). Он располагался в особняке на Английской набережной, д. 54 (Красная ул., д. 55), полученном Петроградским союзом глухонемых от Губсобеса еще в 1922 г., и являлся единственным в городе культурным центром для тех, кто не слышит и не говорит, а «разговаривает» жестовой речью – мимикой. Тогда ДПГ работал без перерыва всю неделю. На третьем этаже размещалась школа работающей молодежи с классами по ликвидации неграмотности, в жилой части проживали в основном семьи глухонемых. В ДПГ приходили, чтобы заниматься в различных кружках, спортивных секциях, посетить библиотеку-читальню, посмотреть кинофильм с титрами или спектакль-пантомиму, «послушать» лекции, беседы, последнюю информацию из газет. Или просто отдохнуть, да встретиться с друзьями-товарищами. Большинство друг друга хорошо знали. Глухонемые считали ДПГ своим вторым домом. Там встречались, порой влюблялись. Семьи создавались...

Председателем Ленинградского областного отдела Всесоюзного общества глухонемых с декабря 1929 г. был Эрик Михайлович Тотьмянин.

Однажды Э. М. Тотьмянин, как «честный коммунист», послал заявление начальнику УНКВД Лен. области о членах общества глухонемых, занимающихся спекуляцией кустарными художественными открытками на вокзалах и в пригородных поездах. Он просил привлечь к ответственности злостных спекулянтов, поскольку эти лица при продаже художественных открыток могли распространять и материалы контрреволюционного содержания. По заявлению Тотьмянина были арестованы 5 человек. При обыске на квартире у А. С. Стадникова, проведенном в августе 1937 г., среди 1411 открыток было найдено несколько немецких с изображениями Гитлера. Они находились отдельно от других. Открытки попали к Стадникову от политэмигранта из Германии глухонемого Альберта Блюма, жившего в одном с ним доме. Сами открытки были стандартными вложениями из коробок немецких сигарет, которые курил Блюм. Этого было достаточно, чтобы начальник отдела борьбы с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (ОБХСС) Управления милиции Краузе организовал большое групповое «дело антисоветской фашистской террористической организации агента гестапо А. Блюма». В течение августа–ноября 1937 г. следователи милиции Немцов, Лебедев и Шпор, произведя многочисленные аресты среди ленинградских глухонемых, создали дело, не уступавшее по размаху другим политическим делам, проводимым НКВД.

Всего были арестованы 54 человека. Среди них Николай Леонтьевич Дейбнер, организовавший в 1903 г. Петербургский союз глухонемых и долгое время бывший его первым председателем; депутат Ленгорсовета Эрик Михайлович Тотьмянин, который якобы с 1934 г. являлся членом террористической организации; Владимир Владимирович Редзько – один из лучших художников-ихтиологов; Мария Сергеевна Минцлова – учительница вечерней школы глухонемых; Михаил Семёнович Тагер-Карьелли – режиссёр-постановщик, организовавший в 1920 г. Петроградский театр глухонемых «Пантомима»; Израиль Моисеевич Ниссенбаум – профессиональный фотограф. Были арестованы высококвалифицированные рабочие, передовики производства заводов и фабрик города, фотографы и художники, члены драмколлектива ДПГ, спортсмены – участники проходившей в Москве в августе 1932 г. 1-й Спартакиады Всероссийского общества глухонемых, на которой ленинградцы заняли первое место и получили приз. Это были люди в расцвете сил, честные труженики, прекрасные семьянины.

Хорошо помню, как на моих глазах, во время генеральной репетиции нового спектакля по книге Николая Островского «Как закалялась сталь», готовившегося к 20-й годовщине Великого Октября, двое в штатском подошли к сцене и, не предъявляя документов, спросили: «Кто тут Тагер-Карьелли?». Кто-то из нас прочёл вопрос «с губ» спрашивающего и показал пальцем. Взяли и увели. А мы просто остолбенели и потрясённые разошлись...

Через пару дней вечером к нам в Домпросвет пришли двое, показав на этот раз документы, потребовали провести их в кабинет, где работал Тагер. И начался обыск, в шкафах костюмерной увидели шпаги и рапиры, проверяли остроту, а они были спортивные. Один копался в письменном столе, другой, встав на стул, брал толстые книги, их сильно встряхивал и бросал на пол. Я сделал замечание: «Зачем бросаете? Пожалуйста, кладите на стол». Другой, сидя у стола, взял бумагу и написал: «Молчи, иначе мы тебя туда заберём». Я понял, что шутки плохи, и замолчал. Вот тогда такая была власть у молодчиков, могли любого забрать, состряпать обвинение – прощай жизнь...

Мы потеряли глухонемого режиссера-постановщика, который ставил в своё время замечательные классические спектакли. Из-за массовых арестов спектакль по Николаю Островскому не состоялся. Драматический коллектив распался.

В ходе допроса следователи спрашивали арестованного: «Кто твои друзья?» и, узнав новую фамилию, ночью забирали того человека, считали врагом народа и приписывали 58-ю статью. Допросы велись через специальных переводчиц. Глухонемых насильно заставляли подписывать протоколы, в которых записывалось совсем не то, что они «говорили». За это обещали освободить из-под стражи. Получалось так, что, признавая вину, сами себе записали высшую меру наказания.

Из материалов архивно-следственного дела УНКВД ЛО за № П-18209 следует, что решением Особой тройки УНКВД ЛО от 19 декабря 1937 г. за участие в антисоветской фашистской террористической организации, якобы созданной агентом гестапо Альбертом Блюмом среди глухонемых г. Ленинграда, были осуждены к расстрелу 34 человека (из них 10 женщин) и заключены в ИТЛ на 10 лет – 19 человек. Один человек – Д. П. Хорин – был расстрелян в январе следующего года, по решению Особой тройки от 31 декабря 1937 г. Самому младшему из всех было 22 года, самому старшему – 64 года.

В 1939 г. УНКВД ЛО было возбуждено уголовное дело на бывших работников ОБХСС Управления милиции, принимавших участие в арестах и расследовании дела глухонемых. Одновременно с ними была привлечена к уголовной ответственности и одна из переводчиц. Двое бывших сотрудников ОБХСС приговорены к расстрелу, а другие – к различным срокам наказания.

В 1940 г. в отношении 19 глухонемых, заключённых в ИТЛ, дело прекратили.

Выживший в лагерях и совсем недавно ушедший из жизни М. С. Роскин рассказывал, как осенью 1937 г. сосед по камере, старый политзаключённый, дал ему дельный совет – предупредить всех, чтобы называли своими знакомыми и друзьями только тех, кто уже арестован. Это удалось – двери камер в «Крестах» открывали для проветривания и, стоя у открытых дверей, можно было «говорить» языком жестов, видным через глазок камеры напротив. Благодаря этому дальнейшие аресты вскоре прекратились.

Те, кто были расстреляны, реабилитированы в 1955 г.

Всё это узналось не сразу. В 1940 г. удалось встретиться с товарищами, вернувшимися из ИТЛ, и под большим секретом поговорить о процессе над ними.

С 23 июня 1941 г. меня назначили директором ЛДГ. После трудового дня мы занимались на базе института физкультуры им. Лесгафта, где нас учили обращению с трофейным немецким оружием. В случае прорыва фронта надо было завладевать оружием врага, чтобы уничтожать технику и оккупантов. Было подготовлено около 460 человек. Когда с 1 июля 1942 г. ДПГ законсервировали, я уехал в Москву, где работал слесарём-инструментальщиком на авиационном заводе. Вернулся в Ленинград после окончания войны, в апреле 1946 г., работал в Обществе глухонемых.

В 1975 г., уйдя на отдых по возрасту, по собственной инициативе взялся за организацию Музея истории Ленинградского правления ВОГ, который торжественно открылся в апреле 1980 г. Затем занялся сбором материалов, касающихся трагедии 1937 г. Продолжал встречался с теми, кто был амнистирован в 1940 г., и родственниками расстрелянных, записывал воспоминания, знакомился с имеющимися у них документами. Это были справки, где указывалось о смерти от выдуманных болезней в разные сроки, без указания места захоронения С большими трудностями удалось разыскать фотографии 26 человек из числа погибших в 1937 г. Первое письмо с запросом послал в Большой дом в феврале 1991 г. и в мае получил ответ о судьбе Э. М. Тотьямина. В декабре 1993 г. С.-Петербургскому правлению общества глухих прислали список расстрелянных в декабре 1937 г. И только в мае 1998 г. мы получили копии многих следственных документов и узнали всю правду о состряпанном и раздутом следователями «деле». Например, в обвинительном заключении указали, что нашли 1 400 открыток с фотографией Гитлера, а их в действительности было всего несколько штук. Несмотря на протесты переводчиков, в протоколы допросов записывали не то, что в действительности говорили глухонемые. Это было установлено на заседании Военного трибунала войск НКВД СССР, проходившем 18–30 ноября 1940 г., где было рассмотрено дело № 9 по обвинению бывших работников отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией Управления рабоче-крестьянской милиции Ленинградской области.

Давид Львович Гинзбургский, С.-Петербург

Впервые опубликовано: Ленинградский мартиролог, 1937–1938. СПб., 1999. Т. 4. С. 675–678.

 

ДЕЛО ЛЕНИНГРАДСКОГО ОБЩЕСТВА ГЛУХОНЕМЫХ

Обвинение группы ленинградских глухонемых в диверсионно-шпионской террористической деятельности – одно из наиболее нелепых дел, сфабрикованных в недрах НКВД.

Люди, общающиеся со слышащими лишь при содействии сурдопереводчика, не владеющие иностранными языками были «уличены» в том, что они создали фашистско-террористическую организацию, связанную с германским консульством в Ленинграде. Организация будто бы вербовала участников в ленинградской оборонной промышленности, через которых осуществляла диверсионно-шпионскую работу, «подготовляла террористические акты в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства 1 мая и 7 ноября 1936 года на Красной площади в г. Москве и на площади Смольного в январе м-це 1937 г. Распространяла фашистские фотоснимки и контрреволюционную фашистскую литературу, полученную из Германии через германское консульство». В качестве вещественных доказательств «при ликвидации фашистской организации изъято: 1) револьвер системы «Браунинг» и боевые патроны; 2) контрреволюционные фашистские фотоснимки в количестве 1400 шт.».

Постановлением Особой тройки УНКВД ЛО А. Г. Агуреев, Я. М. Аптер, Н. А. Брянцев, Н. А. Васильев, А. М. Васильева, Н. И. Винтер, А. Т. Вышкевич, А. А. Головина, Э. М. Горфункель, М. И. Григорьев, Н. Я. Гуревич, Н. Г. Двойнов, Н. Л. Дейбнер, В. Г. Долоцкий, Б. В. Желковский, В. И. Закс, Г. С. Золотницкий, Е. И. Крушевская, П. И. Кумме, Т. В. Курчавин, В. С. Луценко, М. С. Маркович, М. С. Минцлова, А. В. Некрасов, И. М. Ниссенбаум, А. К. Павлович, А. А. Петров, Е. Ф. Погоржельская, В. В. Редзько, А. С. Стадников, М. С. Тагер-Карьелли, Э. М. Тотьмянин, М. Д. Чаусова, И. И. Червинский приговорены к высшей мере наказания и расстреляны 24 декабря 1937 г., Дмитрий Павлович Хорин расстрелян в январе 1938 г.

К заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет приговорены: Абрамзон Самуил Танлеевич (освобождён, погиб в Блокаду), Борн Леонид Эмильевич. Васильев Пётр Васильевич, Вышкевич Пётр Трофимович, Гвоздев Георгий Иванович, Гуткин Марк Иосифович, Зубковский Ростислав Сергеевич (расстрелян в Печорлаге 29.04.1942), Кессель Оскар Зиновьевич, Кузьмин Вячеслав Иванович, Лялин Владимир Арсеньевич (освобождён, погиб в Блокаду), Митюков Сергей Афанасьевич (освобождён, погиб в Блокаду), Морозов Павел Иванович (освобождён, погиб в Блокаду), Пушкинский Александр Яковлевич, Романов Василий Ильич, Роскин Михаил Семенович, Святченко Фёдор Васильевич, Соломонов Ицхок Менделевич, Степанов Владимир Степанович и Эренбург Бенциан Аккерович. 

Бессмыслица этой акции видна, например, на фоне той просветительской и образовательной работы, которая велась в предшествующие годы для адаптации глухонемых к трудовой деятельности и жизни в обществе. В Ленинграде, кроме Дома глухонемых, работал областной институт глухонемых, имевший детский сад, школу 1-й и 2-й ступеней с интернатом и учебными мастерскими. Ленинградский областной отдел Всероссийского общества глухонемых, занимавшийся трудовым обучением, трудоустройством, культурно-политическим просвещением глухонемых, насчитывал в 1935 г. около 6 000 членов и имел в своём распоряжении швейную фабрику-школу им. Савельева, обувную школу, работали группы для глухонемых при школах ФЗУ трикотажно-чулочной фабрики «Красное знамя» и др. С 1929 г. по 1937 г. для глухонемых издавалась многотиражная газета «Ударник».

По «Делу глухонемых» проходила элита членов Ленинградского отделения ВОГ, часть из них – выпускники Института глухонемых. Среди осуждённых – преподаватели, художники, фотографы, инженерно-технические работники, рабочие высокой квалификации.

Вынесенный чудовищно суровый даже для тех лет приговор, учитывая личности обвиняемых, может быть объяснён существовавшим у ленинградских чекистов особым отношением к инвалидам. Известно, что в начале 1938 г. Заковский, став руководителем НКВД по Москве и Московской области, обратился к высокому начальству с предложением учесть «положительный опыт» Ленинграда, по уничтожению инвалидов – жертв следственных пыток и пересмотреть дела московских калек с заменой им приговоров на расстрельные.

Дело по обвинению глухонемых фабриковалось по инициативе и под руководством начальника ОБХСС Управления милиции г. Ленинграда Яна Мартыновича Краузе (1901 года рождения, уроженец г. Рига, латыш, член ВКП(б)). Его ближайшими помощниками, непосредственными исполнителями этого и других дел,  были члены следственной бригады: Кирилл Матвеевич Пасынков, Дмитрий Николаевич Немцов, Константин Иванович Лебедев, Роман Кириллович Шпор и Алексей Александрович Морозов.

В «Справке о выполнении оперативного приказа № 00447 наркома внутренних дел СССР» от 25 января 1938 г. заместитель Заковского В. Н. Гарин, командовавший карательной операцией в городе и области, привёл Дело глухонемых как яркий пример раскрытия Рабоче-крестьянской милицией фашистской организации.

15 марта 1939 г. Краузе был арестован Особым отделом НКВД за «грубые нарушения социалистической законности и фальсификацию, проводимую им в оперативно-следственной работе». В процессе дальнейшего расследования появилось 11 томов дела, где «свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами виновность Краузе была установлена в том, что он систематически нарушал соцзаконность и внедрял в практику работы незаконные методы следствия (стойки, конвейерную систему допросов, подлог документов в следственных делах, корректировал протоколы допросов, внося в них вымышленные показания), производил необоснованные аресты без всяких материалов». В протесте Прокурора Ленинградской области, направленном 31 июля 1939 г. начальнику УНКВД ЛО Гоглидзе, в частности, указывалось: «Всего по настоящему делу было арестовано 53 человека, причем 24 человека были арестованы ещё до того, как в отношении их были получены показания как на участников контрреволюционной организации, т. е. при отсутствии на них материала... При отказе обвиняемых подписывать протоколы, последние подписывались только следователем и переводчиками... Особого внимания заслуживают жалобы осуждённых о применении к ним незаконных методов расследования. Это объективно подтверждается фактом осуждения Тотьмянина, на которого в деле никаких материалов нет. Между тем как указано, что он себя признал виновным...»

И. о. начальника отдела по спецделам Розанов предлагал отменить постановление Особой тройки.

Оставшиеся в живых глухонемые, допрошенные теперь уже в качестве потерпевших, дали показания о том, как велось их дело.

Георгий Иванович Гвоздев (допрос 15 августа 1939 г.): «Протокол записан не с моих слов, ибо я никаких показаний не давал. Протокол меня заставили подписать. Меня вначале долго уговаривали подписать, говорили, что я фашист, и что имеется целая группа, я отрицал, требовал очных ставок. Очных ставок не дали. После долгого упорства меня сзади в затылок кто-то из следователей ударил, у меня с головы пошла кровь, при этом ударе я потерял сознание, а когда пришёл в себя, не зная, что там написано, подписал протокол».

Самуил Танлеевич Абрамзон (допрос 13 августа 1939 г.): «Гвоздев мне сказал, что он подписал протокол лишь только тогда, когда его ударили в затылок головы рукояткой револьвера. След этого удара на голове Гвоздева я видел лично сам... Все из восемнадцати человек, с которыми я был вместе, подписали протоколы под принуждением».

Красноречивы показания переводчиц, участвовавших в формировании Дела глухонемых.

Свидетельница А. Н. Перлова (допрос 1 июня 1939 г.): «Был случай, когда Ниссенбаум не давал показаний следователю Лебедеву. Лебедев его направил в дежурную комнату к практиканту. А через некоторое время практикант принёс письменное показание Ниссенбаума о том, что он должен был поехать в Москву и совершить террористический акт над Сталиным... Со слов Симоновой или Игнатенко мне известно, что Золотницкий бросил фразу обвиняемым по одному с ним делу: «Подождём до суда, на суде всё скажем»».

Другая переводчица, Ида Львовна Игнатенко, которой в 1937 г. было всего восемнадцать лет, проходила по делу Краузе как обвиняемая: «Я должна заявить, что почти все протоколы допросов расходились, в известной мере, с дословными показаниями арестованных, причём Немцов во многих случаях искажал факты, записывая в протокол вовсе не то, что показывал обвиняемый. Помню, такие извращения имели место в протоколах допроса арестованных Минцловой и Чаусовой. Эти лица очень долго отказывались подписать составленные Немцовым протоколы допроса, но в результате принуждения они подписали... Первоначально я категорически протестовала против подобных искажений, требуя дословной фиксации показаний. Однако ко мне стали придираться как Немцов, так и Лебедев, упрекая меня в нестойкости, сердобольности, что, мол, я сочувствую этим государственным преступникам, жалею их и т. д. Находясь в таких напряженных условиях, при постоянных угрозах, работая к тому же по 14–15 часов в сутки, я не в силах была отказаться от работы таким методом. В дальнейшем я стала подписывать протоколы, не читая их. В этих случаях Немцов заявлял: "Что Вы не доверяете нам, ведь обвиняемый подписался. Видите его подпись, чего же Вы ещё станете читать"».

Дело Краузе рассматривалось с 18 по 30 ноября 1940 г. на закрытом заседании Военного трибунала войск НКВД Ленинградского военного округа. За преступления, предусмотренные ст. 193-17 п. «б» УК РСФСР, Я. М. Краузе и К. И. Лебедев были осуждены к расстрелу; К. М. Пасынков, Д. К. Немцов и А. А. Морозов – на 10 лет ИТЛ; Р. К. Шпор на 2 года ИТЛ. И. Л. Игнатенко осуждена по ст. ст. 17-193-17 п. «а» к лишению свободы сроком на два года. Но, «учитывая, что совершила данное преступление под воздействием и при попустительстве Немцова, что она практического опыта для работы переводчицей на следствии не имела, т. к. до её временной работы в ОБХСС была только лишь практиканткой, и изоляция её от общества в связи с изложенным выше, при наличии двухлетнего ребенка, крайней необходимостью не вызывается, Военный трибунал нашёл возможным на основании ст. 53 УК РСФСР назначенное ей лишение свободы считать условным с испытательным сроком в один год».

В 1940 г. были прекращены дела на тех осужденных глухонемых, кто находился в ИТЛ (кроме Н. А. Васильева и Р. С. Зубковского, сведения о которых отсутствуют).

Расстрелянные, несмотря на доказанную в судебном порядке в 1940 г. невиновность, были реабилитированы только 6 декабря 1955 г.

Анатолий Разумов, Юрий Груздев

Впервые опубликовано: Ленинградский мартиролог, 1937–1938. СПб., 1999. Т. 4. С. 678–681.

 

Георгий Семенович Золотницкий

родился 18 марта 1901 г. Родители: магистр ветеринарных наук, титулярный советник, потомственный дворянин Семен Иванович Золотницкий и законная жена его Лидия Николаевна, оба православного вероисповедания. Крещён 22 апреля в Сергиевском всей артиллерии соборе в Петербурге; таинство крещёния совершал протоиерей Владимир Краснопольский с диаконом Максимом Рябовым; восприемники: Его Императорское Высочество великий князь Сергей Михайлович, а при купели адъютант Его Величества Пажеского корпуса подполковник Александр Дмитриевич Дегай и вдова камергера Высочайшего Двора Варвара Ильинична Мятлева (Метрическая книга Сергиевского всей артиллерии собора на 1901 год // ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 127. Д. 1089. Л. 35).

Семен Иванович Золотницкий скончался в Петрограде 8 апреля 1916 г., похоронен на Смоленском кладб. (Новое время. 1916. 9 (22) апреля. № 14400. С. 1).

См. также:

Мать Георгия Золотницкого Лидия Николаевна, первая жена Элеонора Брониславовна и дочери от первого брака Личия (Лилия) и Муза эвакуированы 31 июля 1942 г. в Башкирскую АССР.

Золотницкая Личия Георгиевна, род. 02.03.1924. Место проживания: в Блокаду: В. О., 1-я линия, д. 14, кв. 1. Место проживания: г. Минск, ул. Карла Маркса, д. 39, кв. 47. (Они пережили Блокаду, т. 4)

Золотницкая Муза Георгиевна, род. 02(31).03(07).1926. Место проживания: в Блокаду: В. О., 1-я линия, д. 14, кв. 1. Место проживания: г. Минск, ул. Карла Маркса, д. 39, кв. 47. (Они пережили Блокаду, т. 4)

Дополнил Д. Б. Азиатцев, апрель 2025

---