ТИМОФЕЙ ИВАНОВИЧ КРАЛЕНКОВ
Мой отец, Краленков Тимофей Иванович, родился в 1888 году в деревне Высокое Старорусского уезда. Мать в родах умерла. Его воспитала мачеха.
Папа когда вырос, служил в Ленинграде (в Питере, тогда ещё не было Советской власти).
Потом папа женился. Дед отделил его, построил папе дом. Нас было 6 человек детей. Но трое у нас умерли, нас осталось трое детей. Иван родился в 1922 году, Афанасий в 1923-м, а я в 1926-м.
У меня был самый лучший папа, он очень любил меня. Когда шёл с работы домой, всегда чего-нибудь да принесёт мне, яблоко сорвёт в саду – всё равно отдаст мне. Папа меня учил читать, писать, он был у нас грамотным и очень был спокойным, очень спокойным человеком. Его вся деревня любила.
Я хорошо помню 20 августа 1937 года. Утром, в 5 часов утра, приехал газик милиционерский, «чёрный ворон» – без фар, без огней. Папа хотел нас всех разбудить и попрощаться, но они не дали. Сказали: «Мы только тебя до сельсовета везём». И я узнала только в 1992 году, где этот сельсовет – в Левашовской пустоши на кладбище.
Старший брат хотел выучиться на лётчика, но его не допустили. Когда началась война, он учился на фельдшера и ушёл в Новгород пешком. А второй брат ушёл в партизаны. Маму ранило в первый день, как шёл фронт под Старой Руссой, в ногу, она два года не вставала. Меня, 16-летнюю девочку, в 1943 году отправили работать в лагерь в Финляндию. И я не получала ни марки, ничего, не знаю, как по-русски и сказать – никто и звать никак. Но после войны меня вызвали в Руссу на допрос и сказали, что я, мол, сама сбежала к немцам. «Яблочко от яблони недалеко падает», – так мне ответили. А куда я могла бежать?
Оба брата воевали. О старшем написано в книге «На Северо-Западном фронте» (М., 1969).
Об отце мы ничего не знали, это было очень скрыто. Старший брат жил и работал в Москве, а другой во Львове. Могли снять с работы за вопросы, но старший брат от отца не отказался. Он написал запрос, и ответили, что отец умер на Севере в 1945 году. А он давно лежал расстрелянный.
Когда я читала в 1992 году в Новгороде дело отца, – очень, очень мне было тяжело, даже я одна не могла пойти, а ходила смотреть дело с сыном младшим. У меня волосы на голове вставали, когда читала. По всему его делу написано «враг народа», «враг народа». И оказалось, что его реабилитировали в 1956 году, а мы не знали. У нас в деревне праздник Антоний, а отец, оказывается, сказал: «Ну вот, а нас на работу отправили». Вышла ему 58-я статья политическая, но нигде он не признался. Били его, как я понимаю. А он говорил: «Я не виновен, я не виновен». Как это было всё перенесть...
Братаны мои уже умерли, их давно нет. Матери нет. Осталась из нас одна я.
Лидия Тимофеевна Монахова,
Великий Новгород
Колхозник Тимофей Иванович Краленков расстрелян 12 ноября 1937 г. согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 135. В предписании на расстрел значится 77-м из 79 приговорённых к высшей мере наказания. 78 человек расстреляны и помянуты в 3-м томе «Ленинградского мартиролога». (Всего в этот день считаются расстрелянными в Ленинграде 447 человек.) Один заключённый умер в следственной тюрьме за несколько дней до того, как ему вынесли приговор. Будет помянут в 12-м томе «Ленинградского мартиролога». – Ред