Ганзен Лев Петрович

---

ЛЕВ ПЕТРОВИЧ ГАНЗЕН

Лев Петрович Ганзен – мой дед – родился в семье известных литераторов, переводчиков скандинавской литературы Петра Готфридовича и Анны Васильевны Ганзен.

Для датчанина Peter’а Emmanuel’а Gotfrid’а Hansen’а Россия стала второй Родиной. Для его шестерых детей родным языком стал русский. Здесь, в России, пришла к нему литературная слава, признание как общественного и государственного деятеля. В начале 1917 года действительный статский советник, чиновник по особым поручениям Ганзен убыл по служебной надобности в Данию. Судьба избавит его от ужасов Второй мировой войны, и он не узнает о смерти в первую ленинградскую блокадную зиму своей «Дюймовочки», супруги Анны. Как не узнает и о гибели в ноябре 1937 года сына – Льва. Пётр Готфридович умер в 1930 году в своём родном городе Копенгагене, в полном одиночестве, вдали от семьи и горячо любимой России.

Лев Петрович Ганзен родился 27 апреля 1891 года.

После обучения в гимназии Карла Мая, подобно многим детям из небогатых семей служилых дворян, он поступает в Петербургский университет, на естественное отделение Физико-математического факультета. Студенческая жизнь подразумевает не только учёбу. Как и большинство сокурсников, Лев Ганзен увлекается театром, участвует в любительских постановках, много времени уделяет спортивным занятиям: теннис, фехтование, плавание, парусный и гребной спорт. Новым массовым увлечением того времени стал футбол. Был и Лев Ганзен членом одной из первых в Санкт-Петербурге футбольных команд. Образование было платным, поэтому принято было зарабатывать на учёбу самостоятельно. Лев давал уроки – репетиторствовал, был переписчиком и даже одно время служил телефонистом в Санкт-Петербургском телеграфном агентстве.

По рассказам, которые дошли до наших дней, Лев Ганзен не был каким-то особенным, исключительным. Наоборот, ему были свойственны многие черты поколения, он был обычным молодым человеком – в меру серьёзным, в меру ветреным, увлекающимся. Много времени и сердца отдавал Университетскому студенческому обществу «Neo Ruthenia».*  Студенческое братство, созданное по аналогии с европейскими, имело свой герб, форменные фуражки, знамя и – кроме общестуденческого Gaudeamus’а – свой собственный гимн. Рыцарские традиции были бы соблюдены не полностью, если бы у «Neo Ruthenia» не было своего девиза. «Честь, Отечество, Братство» было начертано на оранжево-бело-чёрной ленте.

1914 год. Мировая война стала первым большим событием в жизни 23-летнего студента. Вместе со многими сокурсниками, членами Братства, Лев Ганзен посчитал делом Чести защищать Отечество и в июне 1915 года взял в Университете отпуск «до окончания войны». Буквально через месяц он был на фронте. Окончив офицерские курсы, с 1916 года воевал в составе Измайловского полка, принимал участие в операциях против австро-германцев в Садовском лесу, на Владимирско-Волынском и Ковельском направлении, в Галиции и под Тарнополем. Состоял в команде разведчиков, был ранен. В сентябре 1917 года Измайловский полк ушёл в тыловой резерв.

1917 год. Первые годы Советской власти – перемены не только и не столько «внешние», если говорить о судьбе человека. Это время глубинного «слома», затрагивающего все сферы человеческой жизни. Время, которое буквально перемалывает, реструктурирует, говоря современным языком, человека. И кто теперь в этой «новой жизни» – не окончивший университетского курса поручик российской армии, владеющий несколькими иностранными языками», бывший дворянин Лев Ганзен?

Рухнул в одночасье привычный уклад жизни, старые ориентиры и ценности. Новые – не созданы в полной мере ни в обществе, ни, естественно, в сознании человека. Десятки организаций с длинными и непонятными сокращениями в названиях чуть ли не ежедневно появлялись в Петрограде, расформировывались, «сливались» или просто исчезали. Современный читатель вряд ли справится без словаря или соответствующего комментария с подобным разнообразием. Но для нас это – не более, чем экскурс в историю. А для людей, живших тогда – реальность. Реальность пёстрая и непредсказуемая, агрессивная, требующая мобилизации себя, внутренних ресурсов, навыков зачастую, чтобы просто жить, чтобы остаться человеком.

Итак, с января 1918 года Лев Ганзен сменил, как следует из его автобиографии, множество профессий и должностей: «поступил в Госфинконтроль Петроградского военного округа, в котором последовательно занимал должности счетовода, пом. контролёра и контролёра до 1920 года, когда при слиянии с ВОМРКИ ПВО и Балтфлота был переименован в ст. инспектора ВОМОРКИ, а затем инспектора Инспекции войск ВЧК Охраны Финляндско-Мурманской и Эстоно-Латвийских границ. Одновременно с 18/XII20 г. по 1/III1921 г. работал по совместительству в вечерне-ночное время секретарём иностранного отдела РОСТА». Затем был и агентом по топливу, и чернорабочим – грузчиком артели в порту, и уполномоченным по закупке дров, делопроизводителем, техником «экспло», секретарём и отв. секретарём Комиссии при Президиуме Ленсовета.

Мечты? Конечно были. Хотелось закончить образование в Университете, где в апреле 1918 года он был «восстановлен в правах студента» и обучался теперь на юридическом факультете. Хотелось больше и чаще видеться с семьёй. Хотелось, наверное, подольше подержать дочь на коленях, поговорить о разных «детских секретах» и столько рассказать ей! – о своём детстве, о той, другой жизни, мерно текущей и надёжной, где были родители, няня, Рождество и дача в Териоках. Не успел. Дома – по рассказам моей мамы, Людмилы Львовны – отец бывал редко, приходил поздно, усталый и не очень разговорчивый.

15 января 1930 года, по заявке Государственной хлебной инспекции, Лев Ганзен был назначен «инспектором-руководителем Мельничного пункта ГХИ». Проработал в этой должности 7 лет, здесь и застал его арест. Госхлебинспектор Ганзен, Лев Петрович,1891 г. р., был арестован 8 августа 1937 года, за 10 дней до дня рождения дочери Людмилы, которой исполнялось 13 лет. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 29 октября приговорён по статье 58-6-10 к высшей мере наказания.

В «Деле» как одно из оснований обвинения фигурирует членство в «немецкой корпорации „Нео-Рутениа“, подготовлявшей кадры немецких разведчиков» – читаем в документе 1937 года. Так неожиданно ему припомнили студенческое братство.

Лев Петрович Ганзен – номер 98 в списке ста обвиняемых, «изобличённых в шпионской, диверсионной, вредительской и террористической деятельности в пользу германских разведывательных органов на территории СССР – и отнесённых к 1-й категории». (Очень трудно избавиться от ассоциации из детства: огромная таблица разделки мяса с разделением на категории – 1-я, 2-я, 3-я категория… Жертвы неведомым Богам?)

Теперь, по прошествии 70 лет, конечно, невозможно установить точную дату – в который из холодных ноябрьских дней у матери и жены Льва Ганзена в доме на Литейном не приняли передачу с тёплыми вещами. Отстояв длинную очередь и подойдя, наконец, к маленькому заветному окошку, Анна Васильевна и Елена Яковлевна услышали короткое, как выстрел: «Десять лет без права переписки». Растерянные, они вернулись домой и долго – как рассказывала бабушка – сидели молча, глядя перед собой и не разговаривая. Откуда им было знать, что это лицемерное иносказание тоже надо было переводить на обычный, нормальный русский язык, и означало оно – расстрел. Анна Васильевна Ганзен, один из лучших переводчиков XX века, владевшая пятью иностранными языками, – этим «языком» – увы! – не владела. Она была обманута – как и тысячи других матерей, – не только в России, и не только в 1937-м.

После долгих уговоров моя мама – Людмила Львовна Ганзен – всё-таки отправила запрос о судьбе отца. Ровно через 50 лет раскрылась тайна, тщательно скрываемая от «дочери врага народа»: ей было вручено «свидетельство о смерти», где было сказано, что гражданин Ганзен Лев Петрович умер 5 ноября 1937 года в возрасте 46 лет. В графе причина смерти – «расстрел». Возможно, это и был – тот самый холодный ноябрьский день, когда жизнь моего деда, Льва Петровича Ганзена, оборвала пуля…

Из маминого стихотворения:

 

Печальное досталось мне наследство,
Его я дочери и внукам передам,
И, может быть, они когда-нибудь отыщут
То место, где зарыто тайно тело,
Того, кто дал мне Жизнь,
Чья кровь течёт во мне –
   и в них, конечно,

Кто был безвинно заклеймён позором
И уничтожен – тоже без вины,
Подобно миллионам – как и он – безвинным…
На месте том не надо ставить
Ни пышного надгробья, ни креста,
Но –
молча опуститься на колени
И – поклониться
         молча
                      до земли.

 

По выражению Г. Х. Андерсена (чьи произведения до сих пор никто не перевёл лучше, чем переводчики Ганзены), – сказки рождаются из жизни. Но ни в одной самой страшной сказке или даже фантазии невозможно воспроизвести – и нет такого прибора – чтобы измерить уровень чудовищности происходящего в реальном человеческом сообществе.

1917, 1937, 2007 – это всего лишь условные даты условной системы счисления времён. Но как и много лет назад – человеческое сообщество радуется, поджаривая себе подобных на электрическом стуле, взрывая, вырезая по национальному признаку, вешая и расстреливая. Называя пулю – среди прочих способов отъятия жизни – одним из самых «гуманных». Или в самом деле – не ведают, что творят?

Наталия Ганзен, С.-Петербург

 

Лев Петрович Ганзен расстрелян по так называемому Списку немецких шпионов № 1.

В том списке и директор Публичной библиотеки Мечислав Добраницкий с женой, и политэмигранты из нацистской Германии, и троюродная сестра Николая II Дора Лейхтенберг, вместе с мужем помогавшая новой советской жизни, немцы и знакомые немцев – все, кого набрали для выполнения первой очереди плана по «немецкой линии». Все помянуты в 3-м томе «Ленинградского мартиролога». Возможное место захоронения – Левашовское мемориальное кладбище.

Анна Васильевна Ганзен помянута в Книге памяти «Блокада, 1941–1944, Ленинград». Место захоронения – Пискарёвское мемориальное кладбище.

Анатолий Разумов

---