Бородзюля Адам Иосифович, 1900 г. р., уроженец д. Козики Полоцкого окр. БССР, поляк, беспартийный, ветеринарный врач Московского р-на в Ленинграде. Арестован 27 июля 1937 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 22 сентября 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-10-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 26 сентября 1937 г.
РЕАБИЛИТИРОВАН ПОСМЕРТНО...
Первые слова в этом мире я услышала на польском языке.
Отец мой, Адам Иосифович Бородзюля, и мама, Александра Иосифовна Словицкая – поляки. Они познакомились в костёле на Ковенском переулке. Мама пела «на хорах» Аве Мария. Он спросил: «У кого такой красивый голос?» Их познакомили. Возникла молодая семья. Я родилась в 1933 году, меня крестили в том же костёле. В 1935 году родился мой брат Эдвард. Мы жили на Кирочной улице в доме № 23 в большой семье бабушки-польки Антонины Викентьевны Словицкой.
У нас был кот Марсик, папа – он только закончил Ленинградский ветеринарный институт – постоянно его лечил. Мама училась в педагогическом институте имени Герцена и преподавала биологию в польской школе. У неё были трое братьев и сестра. В доме за большим столом собиралась вся семья, часто приходили гости, много играли, пели. Мы с братом запомнили и распевали популярную песенку того времени: «Czy rzucisz mniе, czy zawsze bedziesz moja...» («Ты бросишь меня или будешь вечно моей»). На Рождество у нас всегда стояла ёлка, на Пасху стол украшали зелёным овсом и мазурками. Вечером, когда наступала szara godzina (серый час, время сумерек!), папа или бабушка читали вслух, усевшись в мягком кресле. Бабушка была очень красива, ходила в чёрном зимой и в белом – летом. После обеда взрослые целовали ей руку – и мы, дети, тоже.
Наступил 1937 год. Был жаркий июль. Папа весь в белом, в руках светло-коричневый портфель с серебряной монограммой... Мама не успела дать хлеб – его увели.
Всё изменилось. «Десять лет со строгой изоляцией без права переписки» – таков был приговор. Можно было только догадываться, за что. Его старший брат Иосиф, католический священник, был уже арестован в 1926 году и отбывал свой срок в Соловецком Гулаге. В нашу семью вошло слово «Шпалерная» – страшное слово. Там, на Шпалерной, из маленьких окошечек, выкрикивали слова, что мы – враги народа и что нас тоже скоро отправят... Так рассказывала мама. Она лишилась работы. Кормили нас её братья. От уготованной участи нас, очевидно, спасла война: не успели!
1941 год. Блокада... Костёл закрыт. Съели кота Марсика (он свалился со шкафа уже мёртвым). Во время адских обстрелов стояли на коленях вместе с бабушкой и повторяли слова молитв: Ojcze nasz, Zdrowas Maryjo (Отче наш, Аве Мария)... Весной полумёртвых меня и брата отправили в стационар для дистрофиков на улице Чайковского. Там и сейчас находится детская больница. Мама и бабушка оказались в таком же стационаре.
После войны маму никуда не принимали на работу. Голод в нашей семье был ещё тяжелее, и труднее было его выносить, так как вокруг уже много было прекрасной еды (открылись коммерческие магазины). Мы продавали книги. Последней продали многотомную медицинскую энциклопедию – папину. Доведённая до отчаяния мама написала письмо тогдашнему главе города Андрианову, что ей придется убить себя и своих детей, если она не получит работы. Письмо, как ни странно, возымело действие, и она получила место кассира за 50 руб. в месяц.
Неизбежно наступала весна, потом лето, и мы неизбежно росли. Учились, болели... Рисовали малиновое солнце за синим лесом, и радужные зайчики потрясали наши души. И всё время мы ждали, ждали возвращения нашего папы. Писали, сочиняли письма в Верховный суд и другие организации в надежде услышать какую-нибудь весть. Ответы не приходили. Бедная мама смотрела мне в лицо и повторяла: «Ируся, как удивительно у тебя рот похож на папин!»
В 1960 году, через 23 года после приговора, в солнечный день, в замечательном здании Росси на Дворцовой площади мама получила справку: Дело отменено. Бородзюля Адам Иосифович реабилитирован посмертно.
Через месяц наша любимая мама тяжело заболела и вскоре умерла. Очевидно, она умерла вместе со своей надеждой.
Прожив свою собственную единственную жизнь, 31 августа 1993 года я прочитала в газете «Вечерний Петербург» в рубрике Мартиролог. Левашовская пустошь. 1937–1938 гг. список расстрелянных и реабилитированных граждан. Там я нашла и фамилию своего отца – под номером 7430. В газете сообщалось, что приговор был приведён в исполнение в сентябре 1937 года, т. е. через два месяца после ареста.
30 октября 1994 года, в День памяти, я вместе с племянницей Маргаритой (дочерью Эдварда), её детьми и мужем поехала в Левашово. Мрачные тёмные ели, насколько видит глаз... Тысячи родных рук перевязали стволы деревьев тонкими ленточками и веревочками с фотографиями и документами – своих близких, дорогих людей.
Герника… Освенцим… Левашово…
В 2000 году я вступила в Ассоциацию жертв политических репрессий. В архиве Большого дома из рук милой сотрудницы Ирины Александровны взяла Дело № 24172, начатое 27 июля 1937 г., оконченное в 1962 г. Документ! Знак времени! Жуткие чёрные буквы! Одиннадцатый пункт. Состав семьи: жена А. И. Словицкая, дочь Ирэна – 4 года, сын Эдвард – 2 года, брат Иосиф, сестра Ядвига… Вещи арестованного. Квитанция № 3307: 1. Портфель кожаный коричневый. 2. Ремень узкий. 3. Галстук…
Портфель – последний след отца. Навсегда в глазах свет серебряной монограммы. Щемящая боль через все времена. Отец, отец… последняя страница «Дела». «Приговор в отношении Бородзюля Адама Иосифовича приведён в исполнение. Вышеуказанный осуждённый РССТРЕЛЯН [крупные буквы – И. Б.] 26 сентября 1937 г. Поликарпов». И роспись – всепобеждающе торжествующая, неуязвимая. Её размер, ритм, наклон – ещё один штрих, который ранит душу чудом выросших детей.
Ирэна Адамовна Бородзюля, С.-Петербург
Ветеринарный врач Московского р-на Адам Иосифович Бородзюля расстрелян по так называемому Списку польских шпионов № 9. В предписании на расстрел значится 48-м из 93 приговорённых к высшей мере наказания. 92 из них считаются расстрелянными 26 сентября 1937 г. (есть сомнения в единой для всех дате расстрела). Один человек покончил с собой 19 сентября, за 4 дня до утверждения приговора в Москве, и будет помянут в 12-м томе «Ленинградского мартиролога».
Адам Иосифович Бородзюля помянут в 1-м томе «Ленинградского мартиролога», книге «Римско-католическая церковь на Северо-Западе России в 1917–1945 гг.» (Шкаровский М. В., Черепенина Н. Ю., Шикер А. К.; СПб., 1998) и Книге памяти «Мартиролог католической церкви в СССР» (М., 2000).
Иосиф Иосифович Бородзюля (1893–1983) неоднократно арестовывался, находился в заключении и ссылке. Помянут в Книге памяти «Мартиролог католической церкви в СССР».
Анатолий Разумов