ИВАН ЕГОРОВИЧ РЕНДАКОВ
Мой отец с 1875 года рождения, он родился в деревне Кулаково. У моей матери не было братьев, и он пришел в дом к моей матери и всю жизнь до 1937 года жил в деревне Кузьмино Залучского района Ленинградской, а в настоящее время Новгородской области. Раз он был примака – решающего голоса не имел, если что и скажет, то ему говорят «ты ещё живешь в доме тестя», и поэтому на собрание он не ходил, ходила мать. А когда сын, т. е. мой старший брат, подрос, они построили хороший новый дом, лучший был дом в деревне.
Он очень любил лошадей, ночью несколько раз сходит во двор посмотреть, есть ли у них сено. А когда организовывался колхоз, то у нас в стойле стояли колхозные лошади, и конюхом был некий Веселов Фёдор. Отец раз сходит в двор – лошади стоят без сена, как он говорил, грызут ясли. К утру ещё сходит – опять грызут ясли, а часов в шесть утра явится конюх Веселов. Отец, конечно, пошёл его ругать, что через час они должны работать, а они голодные уходят работать. Вот за что отец и пострадал, а ведь он был работящий, труженик.
Я ещё тогда не работала, была маленькая, а сестра мне говорила, они придут на сенокос, а ещё темно, не видно и травы, разведут костёр и сидят и ждут, когда рассветёт. Семья у нас была большая, четверо детей, все взрослые, брат был женат, рабочих было шесть человек. Мы даже не знали, чьи полосы с нами рядом, потому что мы обрабатывали раньше их, потом помогали соседям, например, копать картофель, молотить.
В колхозе в первый год у нас было выработано больше тысячи трудодней, а получили ржи 20 килограмм. В 1933 году весной нашу семью исключили из колхоза – наложили какое-то «твёрдое задание», которое не выполнить за пять лет. Конечно, нас выгнали из дома и всё отобрали, наши горшки несколько дней валялись на улице на снегу, тогда материн двоюродный брат пригласил к ним, и мы у них несколько месяцев жили. Вот началось наше скитание. Стали устраиваться кто как может. Брат уехал в поселок Парфино, я с его женой тоже. Сестра вышла замуж. Всё пережили, слава Богу.
А когда отца арестовали, меня не было дома. Мать мне говорила, 10 сентября 1937 года, ночью часа в два пришел «чёрный ворон», постучали, мать вышла, спросила «кто», они ответили «хозяин дома?», мать ответила «да». Зашли, спросили, какое есть оружие, отец ответил «никакого нет». «Собирайся». Он оделся, мать сунула в карман кусок хлеба, вот и всё, на второй день мать пошла в Залучье, конечно, ничего не узнала, и вот до 1989 года мы о нём ничего не знали. А мой внук учится в университете на историческом факультете, он мне сказал, чтобы я написала в Большой дом. Я написала, и мне прислали с Новгорода, из областной прокуратуры, что он расстрелян в Ленинграде 13 сентября 1937 года.
И вот человек погиб. Спрашивается за что – за то, что не зная покоя только всё работал. Зимой занимался выделыванием овчин, а это такая тяжёлая работа, скоблить овчины, пот льёт ручьем, в то время как эти лодыри спали. Мы отца очень любили, он был спокойный, уравновешенный, ласковый, нас никогда не ругал, а мать держала нас строго. Когда мы подросли, помогали матери работать на земле, а отец уезжал на заработки в Ивано-Вознесенск и там работал каменщиком, он не пил, не курил, нам посылал то деньги, то посылку.
Я очень подробно вам описала. Что вас интересует, то возьмёте, а остальное в мусорную корзину.
Анастасия Ивановна Алексеева,
С.-Петербург, 1996 г.
Иван Егорович Рендаков расстрелян согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 41. В предписании на расстрел значится 36-м. Всего в Ленинграде в этот день расстреляны 74 человека. 13 приговорённых по протоколу № 31 были расстреляны в Новгороде и трое – в Боровичах.
Анастасия Ивановна получила 1-й том «Ленинградского мартиролога», в котором помянут её отец, 6 ноября 1996 г. Написала воспоминания, которые ждали публикации в томе, завершающем имена расстрелянных в 1937 г. Умерла 27 ноября 2002 г. – Ред.