Думстрей Максимилиан Максимилианович
Думстрей Максимилиан Максимилианович, 1908 г. р., уроженец и житель г. Ленинград, немец, беспартийный, корабельный диспетчер гавани круглого леса объединения Экспортлес, проживал: пр. Огородникова, д. 52, кв. 29. Арестован 5 февраля 1938 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 25 марта 1938 г. приговорен по ст. ст. 58-6-9 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 9 апреля 1938 г. (Справка уточнена дочерью.)
МАКСИМИЛИАН МАКСИМИЛИАНОВИЧ ДУМСТРЕЙ
Когда всё случилось, мы с сестрой (мне пять лет, ей полтора года) жили в Ленинграде с мамой, папой и бабушкой в двух комнатах коммунальной квартиры на пр. Огородникова, д. 52, кв. 29. Папа с мамой работали в Лесном порту, нами в основном занималась бабушка. Папу арестовали в ночь на 5 февраля 1938 года, когда мы с сестрой крепко спали в бабушкиной комнате и ничего не слышали. В итоге мы оставались в неведении до мая, когда обычно уезжали на дачу в Пушкин.
По-видимому, был сочинён миф о папиной командировке. Вот тут у меня появилась неясная тревога: почему нас провожает столько народу, почему они плачут, особенно когда я, по их просьбе что-нибудь почитать, прочла им стихотворение «За детство счастливое наше спасибо, родная страна!».
А потом какой-то грязный вагон, на скамейках спят люди, а Иришка бродит по вагону и «лапает» их за грязные сапоги. И едем бесконечно долго. Что это за дача такая?! Местом нашего назначения был Вятлаг, посёлок Лойно Кировской области, но поезд дальше посёлка Рудничный не шёл, 25 верст не доехали. Страшная распутица, лошадь и колёса вязнут в глине, эту картину помню как вчера. После долгого хождения по мукам благодаря бабушке получено разрешение поселиться в ближайшей деревне Горшковке (до неё с вещами и малыми детьми ещё надо добраться!). На месте постепенно всё стало разъясняться, и девочки постарше из таких же семей мне растолковали: «Папа твой ни в какой не командировке, а в тюрьме, а вы здесь будете жить очень долго». Я в истерике к маме, и ей пришлось что-то и как-то пытаться объяснять.
Поскольку я была уже «грамотная», села писать печатными буквами письмо Сталину и ждать ответа. Жаль, что мама его не сохранила, да и вряд ли отправила. (Позже, в 1946 году, я ещё раз написала в Москву, и нам с бабушкой устно сообщили, что мой отец жив и находится в отдалённых лагерях «без права переписки».)
1938 год принёс и другое тяжелейшее испытание. Я лежала в больнице с тяжелейшей формой дизентерии, бабушка неотступно около меня. «Медицина бессильна спасти, мы сделали всё возможное, – слова главврача, – разве только кто-то за неё помолится». Бабушка в ответ: «Доктор, она будет жить, я молюсь день и ночь!». И выходила. Но лето было очень жаркое, и заполыхали лесные пожары (в газетах писали, что ими охвачена вся область). Огонь подступал со всех сторон. Как не сгореть в больнице, обещан транспорт, но его не будет. А тут ещё мама с Иришкой к нам добралась (умирать вместе), уже головёшки в окна застучали. Тогда мама взяла меня на руки, бабушка Иру, всем рты и носы «заткнули» мокрыми полотенцами – и на улицу. Впечатление было, что земля горит под ногами. Кричат люди, мычит скот – конец света! И только когда вышли в поле, заморосил дождик – спасены! Мы ещё долго потом спали не раздеваясь, с узлами вещей, в готовности № 1. В пожаре погибло много людей, особенно заключённых, оказавшихся запертыми, и скота.
Все 10 лет в итоге мы прожили на этой «даче». Мама полгода не могла найти работу, и, если бы не бабушка, мы бы погибли, а она все заботы взяла на себя (чем накормить, во что одеть, перешивала нам из старого, шила людям, получая картошкой и луком, даже ризу для церкви сшила, а это очень тяжело – парча – мы ей помогали). Казалось непостижимым, как она столько успевает сделать, всё с улыбкой, никогда не унывая, и мы чувствовали – Господь помогает ей! А церковь в полуразвалившемся домишке создал священник, высланный в этот край из Киева и до нас отсидевший в тюрьме. Кроме таких, как мы, там был уже раньше «спецпосёлок» из раскулаченных, а позже присоединились «прибалты», мужья которых были где-то в лагерях. Публика интеллигентная. Местное население относилось к нам очень хорошо.
Отца я помню очень смутно. По воспоминаниям родных и знакомых, это был очень порядочный, по-немецки аккуратный, не очень разговорчивый, далёкий от политики человек, обожавший жену и дочерей. Уходя в ту ночь, он успокаивал маму: «Женя, это какое-то недоразумение, я чист, разберутся». Кто бы там разбирался! Нерусская фамилия, немец – можно сочинить что угодно. И сочиняли.
В итоге у нас с сестрой два разных свидетельства о смерти отца.
Мы сначала были признаны пострадавшими от политических репрессий, а в октябре 1996 г. получили справки о реабилитации. Мама реабилитирована в 1992 г., но она об этом не узнала, т. к. умерла в 1979 г.
Лидия Максимовна Калинина, С.-Петербург
Максимилиан Максимилианович Думстрей расстрелян по так называемому Списку немецких шпионов № 12. В предписании на расстрел значится 44-м из 88 приговорённых к высшей мере наказания. 86 из них считаются расстрелянными 9 апреля 1938 г. и помянуты в 9-м томе «Ленинградского мартиролога» (адрес Думстрея в 9-м томе указан неверно). Двое умерли до приведения приговора в исполнение и помянуты в 12-м томе «Ленинградского мартиролога».
Анатолий Разумов
