Гречин Алексей Михайлович

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ ГРЕЧИН

К сожалению, никто уже сейчас не может ничего рассказать о моём деде Алексее Михайловиче, каким он был, как жил. Как говорил отец, у деда было 4 класса образования, что по тем временам было очень много, он был бригадиром овощеводческой бригады, входил в правление колхоза. После ареста у него осталось пятеро несовершеннолетних детей (трое были взрослыми). Моему отцу – самому младшему – было всего 5 лет, только со слов старших он всё и знал.

К сожалению, как это часто бывает, те члены нашей семьи, которым наиболее важна была реабилитация имени своего мужа и отца, не дожили до этого времени. Сейчас жива только дочь моего деда – моя тётя Елизавета Алексеевна.

Как сказалась беда на семье? Я родилась в 1965 году, всю жизнь знала, что дедушка со стороны отца умер задолго до моего рождения. Когда в начале 90-х пошли первые материалы о репрессиях, я совершенно не предполагала, что это имеет к нам какое-то отношение. Узнала я обо всём году в 93-м. Скажу честно, самый большой шок я испытала не от самого факта того, что случилось в 38-м, хотя это было и ужасно. Я была в ужасе оттого, что мой отец никогда и никому об этом не говорил! Он не говорил об этом ни мне, ни даже своей жене, моей матери – то есть самым близким людям. Хотя от своей матери и сестёр, конечно, всё знал. Тогда мне многое стало понятно в характере моего отца, я стала понимать, откуда эта подозрительность и жуткое недоверие к людям. Все эти советские годы, десятки раз заполняя анкеты, ставя в графе «отец» слово «умер», – что он чувствовал? Наверняка боялся, что что-то вскроется, что это ему помешает быть «как все». Не каждый ведь способен идти наперекор системе, для этого надо быть как минимум её идеологическим противником, а как максимум героем; отец же был и комсомольцем, и даже членом ВКП(б), служил в армии – нормальный советский человек. Только одно могу сказать, что вся его личность и весь его характер, да и вся жизнь оказались исковерканными страхом оказаться «членом семьи врага народа». Я думаю, у остальных сестёр и брата отца было то же самое.

Отец думает, они голодали также оттого, что бабушка осталась одна с пятью детьми на руках. Но они уезжали во время войны в эвакуацию, а там все голодали, ведь все мужчины были на фронте.

Бабушка после ареста деда пыталась съездить в район, что-то узнать о судьбе мужа. Но умные люди сказали: «Если не хочешь, чтобы дети вообще одни остались, тогда сиди тихо. Если разберутся, то он и сам вернётся, а если нет, то хоть мать у детей останется».

А ещё моя двоюродная сестра говорила, что в семье называли имя и фамилию человека, который оговорил деда. Всё может быть! Конечно же, дед не был противником советской власти, простой человек, крестьянин, а вот дорогу кому-то перейти мог вполне. А тут такой хороший способ поквитаться! Вот такие были времена! Просто ужас.

Мы думаем, а так оно, наверное, и есть, что дед захоронен в Левашове. Тем не менее, в Крестцах, где жили большинство из Гречиных, на кладбище в семейном захоронении есть рядом с могилой бабушки и плита деду, как будто бы он там, рядом с женой. Это поставил его сын, брат моего отца, Георгий Алексеевич. Он же и занимался реабилитацией, первый хлопотал о справках. Светлая ему память и, конечно, моему деду Гречину Алексею.

Татьяна Сергеевна Громова,
С.-Петербург

Алексей Михайлович Гречин расстрелян согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 310. В предписании на расстрел значится 99-м из 100 приговорённых. Из них 99 расстреляны и помянуты в данном томе. Священник Алексей Ильич Ильин умер в тюрьме. Он помянут во 2-м томе Псковской Книги памяти «Не предать забвению» и будет помянут в 12-м томе «Ленинградского мартиролога». Все они погибли потому, что в СССР проводилась плановая операция по борьбе с неблагонадёжными гражданами. – Ред.