Бойцов Иван Никитич

ИВАН НИКИТИЧ БОЙЦОВ

Когда арестовали моего отца, я был ещё дошкольник и мало что понимал. Когда делали обыск, окромя нашей той нищеты ничего не могли найти. На печке нашли мешок луку и в подполье – картошки. Между себя сотрудники смеялись и шутили. Да и что можно было найти в крестьянской избе семьи почти неграмотных, знали только церковь и верили в бога.

Когда увезли отца, то я сидел на русской печке и пел песню: «Боровицкая тюряга, четырёхугольная. Всё равно я убегу, сегодня ночка тёмная» – это была местная тюрьма, где был сразу помещён отец.

Из рассказов-воспоминаний сельчан деревни Глиненец, где арестовали двоих мужиков, знаю, что сразу же после их арестов приехали за их семьями и увезли в Сибирь – мало кто понимал, куда. Деревня маленькая, и все пришли провожать, сочувствуя этим несчастным людям. Сколько было слёз пролито всей деревней и этими людьми, которые попали в такое горе – это невозможно описать. Разве что великому писателю – надо только прочувствовать всё это, но желать такого никому не хочу.

Мало проклятия такому злодеянию, что творили против своего народа. Россия почти во все времена как подопытное животное – проводят эксперименты на выживание.

Из рассказов знающих людей – как расправлялись с неугодными людьми в сталинский режим, приписывали 58-ю статью в трёхдневный срок и отправляли в ГУЛАГ:

Не знаю год, когда погрузили целую баржу политзаключённых и в одном безлюдном месте по указанию с верхов затопили вместе с баржой.

Были случаи, когда в тайных лагерях Сибири совсем обессиленных, больных, почти умирающих людей погружали в баржу и отвозили в тайгу подальше от людских глаз и выбрасывали в лес на умирание и на съедение зверям, чтобы не возиться с захоронением и не занимать место на земле.
Такого человечество не знало во все времена.

Павел Иванович Бойцов,
С.-Петербург

Я дочь Бойцова Ивана Никитича (Орленкова по мужу) Матрёна Ивановна, 1922 г. рождения. Забрали отца 8 марта 1938 г. Помню страшную трагедию всего случившего. Мама была в таком состоянии, что этого не описать. Нас было четверо детей, я была самая старшая, мне ещё не было 15 лет, а три брата были младше, последний даже не ходил в школу. Мама была очень больна, ей ещё при отце было сделано пять операций, фактически она была нетрудоспособная. Через несколько времени мы с мамой поехали в г. Боровичи, где находилась тюрьма, чтобы передать отцу тёплые вещи и кое-что из еды, но от нас передачу не приняли. И дальнейшая судьба отца была для нас неизвестной. Проходили годы, время менялось, и мы обратились в соответствующие органы, чтобы узнать об отце, но нам отвечали, что родственникам данные не сообщаются. И вот всю жизнь жили под страхом и клеймом. А когда писали биографию, указывали, что наш отец умер, ибо говорить правду и вслух боялись. И так в школьные годы меня в комсомол не приняли. После окончания школы подала документы в Боровичский горно-керамический техникум. Мне документы вернули, даже не сдавала экзаменов. После войны я уехала в Ленинград и там вышла замуж за офицера Советской армии, после этого уехали в Балтийск и проверка родственников военных всё выявила. И муж узнал об этом, спросил, почему я ему сама не рассказала. В 1952 г. у нас родилась дочь, но, будучи порядочным человеком, он мне больше никогда об этом не говорил.

Наш отец был простым колхозником в деревне Бубарино, не занимал никаких должностей. Работал очень много, ибо семейное положение было тяжёлое. Когда организовали колхозы, жизнь была, как и для всех, одинакова. Во время войны один брат был направлен в Ленинград из ремесленного училища и там умер от голода. Другой брат был на фронте, получил ранение, и сейчас он инвалид 1-й группы, младший брат живет в Ленинграде, ему сейчас 70 лет. А я, дочь старшая, живу в Калининградской области с 1969 г.

Наша мама умерла 1958 г. в 66 неполных лет, ибо эта тяжёлая жизнь своё дело сделала, она так и не знала, где похоронили её мужа.

Когда мне прислали документ о реабилитации отца, увидела, что в дате забран он был 8 марта, а 25 марта 1938 г. приказ был выполнен, т. е. приведён в исполнение расстрел. Простой колхозник в 47 лет, без суда и следствия, лишился жизни через 17 дней. Да! Как это можно забыть? Нет прощения людям, кто занимался беспределом. Осиротевшие дети, непрощённый грех взрослым. С этой болью люди уходят в иной мир. Я человек в возрасте 78 лет, и ни одного дня не проходит, чтобы не помянуть отца, навеки от нас ушедшего. Писать можно много, но возврата к прошлому нет.

Матрёна Ивановна Орленкова,
г. Калининград

Иван Никитич Бойцов расстрелян согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 331. В предписании на расстрел значится 40-м. Всего по этому предписанию расстреляны 100 человек. Все помянуты в данном томе. См. также комментарий в разделе «Сведения о числе расстрелянных в Ленинграде по дням». – Ред.