Корнилов Борис Петрович

Корнилов Борис Петрович, 1907 г. р., уроженец с. Покровское Семеновского у. Нижегородской губ., русский, беспартийный, поэт, проживал: г. Ленинград, наб. кан. Грибоедова, д. 9, кв. 123. Арестован 19 марта 1937 г. Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в г. Ленинград 20 февраля 1938 г. приговорен по ст. ст. 58-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 20 февраля 1938 г.


 

НИКТО НЕ ЗАБЫТ...
К ДЕЛУ ПОЭТА БОРИСА КОРНИЛОВА

 

Заявление

Военному прокурору Ленинградского военного округа

товарищу Ершову

                              от БЕРГГОЛЬЦ ОЛЬГИ ФЁДОРОВНЫ, поэта,

                              члена Партии с 1940 г., лауреата Сталинской

                              премии.

 

Глубокоуважаемый товарищ Ершов!

В середине 1937 года ораганми МГБ был арестован мой бывший муж, – Борис Петрович Корнилов, уроженец г. Семёнова Нижегородской губернии (ныне Горьковской области), 1908 г. рождения, сын сельских учителей, член Лен. отд. Союза Советских Писателей.

Я была замужем за Б. П. Корниловым с 1927 по 1930 г. После развода в 1930 г. у меня оставалась от него дочь Ирина, умершая в 1936 году. Наши встречи с Корниловым после развода были случайны, лишь на почве Союза Писателей. Я сообщаю всё это Вам лишь для того, что б Вы поняли, что в данном заявлении мною не руководят никакие личные мотивы, в то время как именно я решаюсь обратиться к Вам с просьбой о ПЕРЕСМОТРЕ ДЕЛА Б. П. КОРНИЛОВА В ЦЕЛЯХ ЕГО ПОСМЕРТНОЙ РЕАБИЛИТАЦИИ.

Я пишу – «посмертной»: дело в том, что в конце 30 годов писательской общественности стало известно, что Борис Корнилов погиб, – не то в тюрьме, не то в лагере… Не так давно мне сообщили, что вся его семья, проживавшая в те годы (1937–38) в городе Семёнове, а именно: старик-отец, старый сельский учитель Пётр Тарасович Корнилов; мать – сельская учительница, – Таисия Михайловна Корнилова, сёстры Александра и Елизавета – так же погибли в лагерях и т. п., как «родственники врага народа». О местонахождении его второй жены, вышедшей замуж почти сразу после его ареста и сменившей фамилию – нам ничего не известно. Я не знаю, подала ли она просьбу о Б. П. Корнилове. Поэтому я считаю своим гражданским и поэтическим долгом поднять голос за его – увы, – посмертную реабилитацию.

К моему заявлению присоединяется так же Секретариат ленинградского отделения Советских писателей. Меня, как и моих товарищей-писателей, заставляет просить о пересмотре дела Корнилова и его посмертной реабилитации главным образом то обстоятельство, что наша писательская организация – от старых до самых молодых, – знает и помнит его, как автора нескольких (около ДЕСЯТИ) замечательных книг стихов, в которых Корнилов обнаружил себя, как талантливейший советский поэт, один из первых молодых поэтов призыва первой пятилетки. Он рос непрерывно и бурно. Именно на ЕГО слова была написана знаменитая песнь Д. Шостаковича – «Нас утро встречает прохладой», для кино-фильма – «Встречный»; эта песня – со всеми его словами – распевается до сих пор во всём мире. Его стихи, – например, такие, как «Интернациональная», многие лирические стихи, поэмы «Триполье», «Моя Африка», либретто оперы по рассказу Бабеля «Соль» (что является самостоятельным художественным произведением – я говорю о либретто), – проникнуты духом высокого патриотизма, дружбы народов и отмечены печатью самой высокой художественности. В своё время они были встречены читательской и писательской общественностью с огромной радостью. Их помнят наизусть и сейчас, – даже те люди, которые в глаза не видали Корнилова. Он погиб в расцвете творческих сил, – ему не исполнилось ещё и тридцати лет. Я убеждена, что то, что произошло с ним, – эта бессмысленная и страшная трагедия, – не более, чем результат тех враждебных советскому народу и советской культуре действий, которые производили ежовцы и бериевцы.

Я, как и Секретариат ЛОССП, обращаюсь к Вам с просьбой о пересмотре дела Б. Корнилова и его реабилитации потому, что наследие его, – до сих пор живое, актуальное, патриотическое, – нельзя держать под полой, нельзя скрывать от народа: оно должно стать на вооружение нашей молодежи. Лучшее из того, что написал Борис Корнилов – более чем достойно этого.

Ещё раз убедительно прошу Вас, товарищ прокурор, пересмотреть дело Бориса Петровича КОРНИЛОВА (он шёл не то по Тройке, не то по Особке именно через наш округ…), – в целях его посмертной реабилитации.

Его знают в нашем Союзе Советских писателей – все. За свидетельскими показаниями (кроме меня, разумеется), Вы сможете обратиться к известным поэтам – лауреату Сталинской премии Виссариону Саянову, к поэту и заместителю секретаря партбюро Александру Ефимовичу РЕШЕТОВУ, к поэту Б. М. Лихареву.

Прилагаю при этом обращение Секретариата Лен. отд. Союза Сов. Пис.

                                                                        С уважением

                                                                                                       Ольга Берггольц

 

В Ленинградскую военную прокуратуру

С поэтом Борисом Корниловым я был не просто знаком, а очень близок в 1932–34 гг., когда он – житель Ленинграда – приезжал в Москву или я бывал в Ленинграде. В такое время мы почти не расставались с ним. Поэтому я считаю себя вправе говорить о нём как о человеке хорошо мне известном.

Никогда я не слышал от него ни одной антисоветской мысли, ни одного, даже замаскированного, антисоветского намёка.

Те его стихи, напечатанные и ненапечатанные, которые я знаю, отличались прямотой и цельностью истинного патриота. Он был поэтом крупного масштаба, большого таланта. Именно так расценивали его и относились к нему и авторитетные знатоки литературы того времени и читатели.

На днях я достал две книги стихов Корнилова и перечитал их. Считаю, что и сейчас, после двадцати лет, прошедших с тех пор, как его арестовали, большинство стихотворений Б. Корнилова живёт и имеет полное право на переиздание.

Ничего криминального, кроме того, что он, как говорится, любил выпить, я о нем не знаю. А у меня, повторяю, есть все основания полагать, что он от меня своих воззрений не скрывал.

Я глубоко убеждён, во-первых, в его невиновности и, во-вторых, в том, что реабилитация его принесёт значительную пользу делу развития советской поэзии.

20 марта 56 г. поэт Ярослав Смеляков

 

Из Определения Военной коллегии Верховного суда СССР
от 5 января 1957 г.

Корнилов был признан виновным в том, что он с 1930 г. являлся участником антисоветской троцкистской террористической организации и нелегально распространял свои контрреволюционные произведения (стихи).

В заключении Главная Военная прокуратура просит приговор отменить и дело производством прекратить, так как дополнительным расследованием установлены новые обстоятельства, свидетельствующие о том, что уголовное дело по обвинению Корнилова было сфальсифицировано производившим расследование бывшим работником УНКВД по Ленинградской области Резником.

Военная Коллегия Верховного Суда СССР, проверив материалы дела и учитывая, что заключение Главной военной прокуратуры основано на объективных данных дополнительного расследования, –

 

Определила:

Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 20 февраля 1938 года в отношении КОРНИЛОВА Бориса Петровича, в связи с вновь открывшимся обстоятельствам, отменить и дело производством прекратить за отсутствием состава преступления.

 

 

* * *

 

Бориса Корнилова арестовали 19 марта 1937 г.

Страшную роль во время следствия сыграла так называемая рецензия критика Н. Лесючевского «О стихах Корнилова». Лесючевский, которому дали стихи «для анализа», 13 мая 1937 г. заключил многословный текст приговором: «Б. Корнилов пытается замаскировать подлинный контрреволюционный смысл своих произведений, прибегая к методу „двух смыслов“ – поверхностного для обмана и внутреннего, глубокого – подлинного. Он по сути дела применяет двурушнические методы в поэзии».

«Рецензия» приобщена к делу Корнилова и фигурирует в Обвинительном заключении как «Акт экспертизы». Обвинительное заключение по делу Корнилова подписали пом. нач. 10 отделения 4-го (Секретно-политического) отдела лейтенант ГБ Резник, начальник 10-го отделения лейтенант Гантман и начальник 4-го отдела капитан госбезопасности Карпов.

Борис Корнилов расстрелян 20 февраля 1938 г. по приговору Выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР. В предписании на расстрел значится 9-м из 18 расстрелянных. Все помянуты в данном томе «Ленинградского мартиролога».

Отец поэта, директор Семёновской школы взрослых Пётр Тарасович Корнилов был арестован 7 марта 1938 г. Умер в тюремной больнице 10 июня 1939 г. Помянут во 2-м томе Книге памяти жертв политических репрессий в Нижегородской обл. (Н. Новгород, 2001).

Лейтенант госбезопасности Михаил Яковлевич Резник в 1938 г. стал начальником 1-го отделения ОО КБФ. Арестован 6 января 1939 г. вместе с руководством Особого отдела по обвинению в том, что «давал прямые указания оперсоставу фальсифицировать протоколы обвиняемых искусственно создал к/р группу “ПОВ”, допустил массовое избиение арестованных с целью получить вынужденные показания, принимал в этом личное участие, – т. е. в пр[еступлениях] пр[едусмотренных] ст. 193-17 п “А” УК РСФСР». Свидетель Кузьминых показал, в частности, на судебном заседании: «Резник давал санкцию на избиение и сам избивал арестованных – врача госпиталя Азаровского, Кржижевич и Дик. Бил он арестованных железной палкой на манер штыка, рукою и ремешком от револьвера». 14 июля 1939 г. Резник был осужден Военным трибуналом войск НКВД в ЛВО на 6 лет лагерей, отбывал наказание в Лодейнопольской ИТК № 3, не реабилитирован.

Лейтенант госбезопасности Саул Ноевич Гантман был уволен в 1939 г. в запас по болезни, репрессиям не подвергался.

Георгий Григорьевич Карпов весной 1938 г. исполнял обязанности начальника Мурманского окротдела, затем был назначен начальником Псковского окротдела НКВД. Перед войной за усердие в работе Карпов был переведён в Москву, стал начальником 4-го отдела 3-го Управления НКВД СССР по борьбе с церковно-сектантской контрреволюцией, а в 1943 г. назначен Сталиным председателем Совета по делам Русской православной церкви. И оставался в этой должности до увольнения 21 февраля 1960 г. Генерал-майор госбезопасности Карпов умер в 1967 г., похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Известны свидетельства о следственных приёмах Карпова: «Карпов сначала молотил табуреткой, а затем душил кожаным ремнем, медленно его закручивая...»; «Я допрашивал арестованного, в это время вошли Карпов и Степанов (зам. Карпова). Они спросили у меня: “Арестованный дает показания?”. Я им ответил, что он не сознался в своей деятельности. После этого Карпов позвонил коменданту окротдела Морозову и приказал в кабинет принести бутылку нашатырного спирта и полотенце. Карпов намочил полотенце нашатырным спиртом и завязал им рот арестованного, а сами начали избивать его, при этом приговаривали: “Такой метод хорошо помогает делу и безопасен для здоровья”». Судебными органами четырежды выносились определения о привлечении Карпова к уголовной ответственности за участие в фальсификации следственных дел в 1937–1938 гг. Однако он получил только строгий выговор с предупреждением (по решению Секретариата ЦК КПСС от 28 сентября 1956 г.).

Роль Николая Васильевича Лесючевского (1908–1978) в репрессиях хорошо известна. Им же для НКВД написан отзыв «О стихах Н. Заболоцкого».

Анатолий Разумов


Могилка-кенотаф
Левашовское мемориальное кладбище