Волокославский Петр Иванович
Волокославский Петр Иванович, 1868 г. р., уроженец г. Вытегра, русский, беспартийный, священник церкви в с. Руднинское Полновского р-на Лен. обл., где и проживал. Арестован 6 декабря 1937 г. Особой тройкой УНКВД ЛО 30 декабря 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-10-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 2 января 1938 г.
ПЁТР ИВАНОВИЧ ВОЛОКОСЛАВСКИЙ
Деревня, где жили дедушка с бабушкой и дедушка служил в церкви погоста Рудница, называлась Спицино, Гдовского района. Оказывается, это место входило в состав то Ленинградской, то Псковской областей.
По всей видимости, Пётр Иванович стал служить в деревне Спицино в середине – конце 1920-х годов, поскольку его дочь Валентина (моя мама), приехала в Ленинград в 1921–22 гг. из Каргопольского уезда, где дедушка служил ранее.
Отец и мать дедушки были из семей потомственных священнослужителей, и все шесть их сыновей служили в церкви.
Бабушка Клавдия Константиновна, жена Петра Ивановича, тоже происходила из семьи священнослужителя (кажется диакона).
У Петра Ивановича и Клавдии Константиновны было четверо детей: двое мальчиков и две девочки. К тому времени все уже были взрослыми, и жили далеко от родителей.
В последний приезд в Спицино я жила там с осени 1935 г. по середину лета 1936 г. Из Ленинграда я уезжала с бабушкой, с Варшавского вокзала по железной дороге до станции Ямм. Было темно, из вагона я смотрела, как становятся маленькими огоньки уходящего города, и мне было грустно. Сейчас ни ветки этой железной дороги (Псков–Гдов–Нарва), ни станции Ямм уже не существует. Помню, меня пугало это название, оно представлялось мне тёмной бездной. Дальше, от станции до деревни Спицино, мы ехали на телеге.
Помню, как проснулась под утро и видела, что дедушка пришёл после праздничной службы, на столе были куличи и крашеные яйца.
Дедушкина церковь мне запомнилась большой, светлой, с большим количеством позолоты, с каменными плитами на полу.
Почему-то помню из бабушкиного письма в Ленинград в 1934–35 гг. о старушке-прихожанке, которую мы знали, она всегда молилась в левом приделе. Бабушка писала, что та на службе стояла на коленях, отвесила поклон и умерла.
Дедушкиных фотографий не осталось По детским воспоминаниям, дедушка был высоким, худым, шатеном с рыжиной, носил бороду и волосы до плеч. Он был занятым человеком: всё время или на службе, или домой к нему приходили прихожане с всякими нуждами.
Дедушка с бабушкой снимали часть одноэтажного дома: с крыльца был вход в сени, из них двери в две половины. Направо была половина Петра Ивановича. Из сеней попадали в большую комнату с русской печью с лежанкой, тремя окнами (двумя на улицу и одним в огород). Разросшиеся кусты не давали ничего видеть из окна в огород. Вдоль двух стен тянулись широкие лавки. За печкой была деревянная кровать. В простенке у двери были полки для посуды, прикрытые ситцевой занавеской, напротив печки был простой стол, без скатерти. Мне стелили спать иногда на полу, иногда на лавке.
Была за печкой дверь и ещё в одну комнату, но её не занимали и она была закрыта. Один раз эту комнату открыли, когда приехало много родственников: мебели в ней не было, гости спали на полу, и после их отъезда комнату опять закрыли.
Осенью 1935 г. дедушку с бабушкой выселили из дома, сославшись на нужды колхоза. Они стали искать жильё в соседних деревнях. Сначала переехали в один дом, но не сложились отношения с хозяйкой, да и жить там было неудобно: хозяйка жила в проходной комнате.
Затем сняли другое жилье, в Сельце-Горке. От нового дома до церкви было 2–3 километра. Ходили пешком по мощёной булыжником дороге, вдоль которой шли телеграфные столбы, которые гудели.
После смерти бабушки в октябре 1936 г., Петру Ивановичу помогала по хозяйству какая-то женщина. Она и написала письмо маме в Ленинград об аресте дедушки. Писала, что в то время дедушка сильно болел воспалением лёгких и был плох. За ним пришли, забрали его и увезли на санях. На дворе стоял мороз и мела пурга. Письмо это не сохранилось.
Помню, как мне, семилетней девочке, мама настрого запретила когда-либо говорить, что мой дед был священником. Даже спустя десятилетие в семье не говорили о судьбе Петра Ивановича.
Всю жизнь я была уверена, что сильно больного дедушку тогда и не довезли до тюрьмы. В 2010 г. внук прочитал мне из интернета строчки «Ленинградского мартиролога». Знали ли мама и дядюшка о судьбе Петра Ивановича и его братьев, я не знаю.
Как и дедушку, его братьев репрессировали: Алексея и Александра арестовали в 37-м и расстреляли 8 января 1938 г. в Ленинграде, Василий умер в тюрьме, расстреляли и их двоюродного брата, тоже священника.
Судьба детей дедушки такая: мальчики в 1912 и 1913 гг. закончили Каргопольское духовное училище. Виктор ушёл на фронт, в сентябре 1942 г. погиб при бомбардировке в Сталинградской области, Николай стал протоиереем, после войны служил в Днепропетровске. Валентина (моя мама) всю Блокаду жила в Ленинграде, была командиром группы МПВО, награждена медалью «За оборону Ленинграда». Младшая, Олимпиада, после апреля 1942 г. эвакуировалась из Ленинграда с несколькими другими родственниками. Больше о них никто ничего не слышал.
Людмила Ивановна Чернявская, С.-Петербург
Жители Гагловского сельсовета Полновского района – однодельцы Пётр Иванович Волокославский, псаломщик Николай Михайлович Ремков и член колхоза «Красная Поляна» Галактион Сергеевич Сергеев – расстреляны согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 287 от 30 декабря 1937 г. В предписании на расстрел, выданном 31 декабря 1937 г., их номера 26–28 из 46 приговорённых к высшей мере наказания. В новогоднюю ночь не расстреливали. Поэтому все 46 человек считаются расстрелянными 2 января 1938 г. и помянуты в 7-м томе «Ленинградского мартиролога». Возможное место погребения – Левашовское мемориальное кладбище. Волокославский, Ремков и Сергеев помянуты также в 6-м томе Псковской Книги памяти «Не предать забвению».
Священники Александр Иванович Волокославский, Алексей Иванович Волокославский, а также их однодельцы, жители Вознесенского и Вытегорского районов – священник Степан Константинович Марков, священник Филарет Петрович Громов, сторож Андрей Спиридонович Комлев, Егор Павлович Мелеев, сторож Прокопий Степанович Турышев, Анастасия Ефимовна Зотикова, Мария Назаровна Парфёнова – были приговорены к расстрелу согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 288 от 31 (29) декабря 1937 г. Их номера в предписании 43–51 из 59 приговорённых к высшей мере наказания. Перед Новым годом было подписано так много протоколов Особой тройки, что предписание на расстрел оформили только 7 января 1938 г. По этому предписанию 57 человек считаются расстрелянными 8 января 1938 г. и помянуты в 7-м томе «Ленинградского мартиролога». Возможное место погребения – Левашовское мемориальное кладбище.
Ещё двое из этого предписания – Александр Васильевич Нестеров и Фёдор Степанович Осипов – умерли до расстрела и помянуты в 12-м томе «Ленинградского мартиролога».
По делу братьев Волокославских проходили также их не расстрелянные земляки: Александра Игнатьевна Арменская, Андрей Михайлович Бурков, Василий Иванович Никифоров, Матвей Николаевич Черняев, Анна Петровна Шихалева.
Сын Петра Ивановича Волокославского Виктор помянут в 1-м томе Книги памяти о Великой Отечественной войне по Тверской обл.
См. также:
Волокославский Александр Иванович
Волокославский Алексей Иванович
Анатолий Разумов