Гревениц Федор Николаевич

Гревениц Федор Николаевич, 1884 г. р., уроженец и житель г. Ленинград, русский, б. барон, инженер, проживал: Кирочная ул., д. 25, кв. 8. Выслан из Ленинграда в 1935 г на 5 лет в Казахстан. В том же году переведен в Дмитлаг, работал в Хлебниковском р-не, пом. начальника работ Химкинского р-на, зам. начальника строительства Химкинского речного порта. Арестован 4 ноября 1937 г. Тройкой УНКВД по Московской обл. 29 ноября 1937 г. приговорен за "принадлежность к контрреволюционной группе, готовившей теракты" к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Москва (Бутовский полигон НКВД) 3 декабря 1937 г.


ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ ГРЕВЕНИЦ

Первые числа марта 1935 г. стали одними из самых черных дней для русской интеллигенции, особенно для ленинградцев. После убийства Кирова тысячи людей, поколениями живших в городе на Неве, были выселены из своих квартир и отправлены в изгнание*.

В те дни получили предписания об административной высылке и Гревеницы: пятерым предстояло выехать в Уфу, а семеро – собственно, семья инженера Федора Николаевича Гревеница – должны были отправиться в Казахстан. Власти пощадили девяностолетнюю тещу Гревеница и няню, которых с большим трудом удалось устроить к родственникам и знакомым. Отпустили также племянников жены Федора Николаевича, Екатерины Владиславовны Лихачевой, – как не имеющих прямого отношения к семье Гревеницев (в конце 20-х гг. она приютила их, приехавших из Казани, спасая от голодной смерти).

На сборы дали три дня. Утром 11 марта 1935 г. в квартире Гревеницев появились вооруженные люди. По их требованию и в их присутствии изгнанники подписали бумагу, по которой квартиру и всё находящееся в ней имущество они «добровольно и безвозмездно» передавали в пользование государству. К двум часам дня все было кончено, квартира опечатана. Ее бывшие владельцы с котомками и узелками в руках оказались на лестнице за дверью. Любимая всеми нянюшка Лиза не взяла с собой ни одной вещи, потому что Гревеницы доверили ей нечто более дорогое: кота Слоника и таксу Тэдди**.

До вокзала доехали на трамвае. За свои же, с трудом раздобытые деньги взяли билеты на поезд и затем несколько дней ехали до степного полустанка Челкар. Сюда прибывали всё новые поезда со ссыльными. Надо было как-то устраиваться, и многие оставались жить здесь. Но местом ссылки Гревеницам-Лихачевым был назначен город Тургай, находившийся от Челкара в 450 километрах. Привыкший к порядку и дисциплине Федор Николаевич считал, что его семья должна непременно добраться до Тургая. Отправились туда пешком, наняв одного верблюда на всех. Вместе с Гревеницами из Челкара вышли человек тридцать, а до промежуточного селения Иргиз добрались двенадцать – остальные вернулись в самом начале пути или погибли по дороге. В Иргизе решили дальше не идти. Сначала жили продажей вещей, потом ловили сусликов, выделывали и сушили шкурки на продажу. Голодали, постоянно болели. Положение было ужасное. Но в июле пришел в селение незнакомый казах и сообщил, что разыскивается какой-то Гревениц. Выдающийся инженер, окончивший в 1909 г. Петербургский институт инженеров путей сообщения, срочно понадобился на строительстве канала Москва–Волга. На семейном совете решено было ехать вместе с Федором Николаевичем. Нашелся добрый человек, который на грузовике вывез всех семерых в Семипалатинск. Федор Николаевич отправился в Москву первым, за ним, через четыре дня мучительных волнений и ожиданий, отправились остальные.

Из Москвы Федор Николаевич был немедленно доставлен в Дмитлаг, и родным совсем не просто оказалось потом его разыскать. (Дмитлаг – размерами с небольшую европейскую страну, состоявший из бесчисленных отдельных лагерей, лагпунктов, командировок и подкомандировок, – начинался на юге Москвы, а заканчивался на Большой Волге*.) В конце концов Екатерина Владиславовна все-таки нашла своего мужа.

Большинство заключенных жили в лагерных бараках за оградой из колючей проволоки, другим разрешалось передвижение по всей территории Дмитлага, третьи ездили даже в далекие служебные командировки. Разрешалось и приветствовалось, если родственники заключенных поселялись рядом и, устроившись работать на «стройку века», вливались в ряды дмитлаговских «каналармейцев». Случалось, что вольнонаемные совершенно неожиданно для себя оказывались в числе арестованных и даже приговоренных к высшей мере наказания, а те, ради кого они приехали сюда, получали досрочное освобождение. Но мало кто это знал и понимал, принимая решение остаться в Дмитлаге.

Федор Николаевич работал в Хлебниковском районе Дмитлага, продолжая оставаться ссыльным. Екатерина Владиславовна сняла в поселке Хлебниково три комнатки для семьи. (Бараки заключенных Дмитлага стоят там и по сей день; в них, в ужасающих условиях многонаселенных коммуналок, живут рабочие поселка.) Ссыльных дмитлаговцев иногда навещали гости. Сохранилось письмо одного из племянников Екатерины Владиславовны, гостившего у нее с другом. «Слезши в Хлебниково, – писал Николай Пальчиков 27 июля 1936 г., – мы потратили много времени, прежде чем добрались до конторы, в которой я смог по телефону сговориться с дядей Федей. Очень приятно было услышать его голос… Через сорок минут на противоположном берегу канала остановилась пролётка, и из нее вышел сам дядя Федя, приехавший за нами с участка работ. Говорили, что высылка на него подействовала, и он «сильно постарел». Я не нашел резких перемен, разве что он несколько похудел… Усевшись в пролетку, точно господа, приехавшие на лето в деревню, мы поехали на квартиру дяди Феди, где нас ждала тетушка Екатерина Владиславовна… Во время обеда от дяди Феди мы получили много интересных сведений о строительстве канала Москва–Волга, который видели своими глазами, когда разыскивали дядю Федю. Сведения очень интересные и поучительные со всех точек зрения». К вечеру следующего дня молодые люди, оба – студенты и будущие астрономы, отправились в Москву. «Дядю Федю, – писал Николай, – мы застали идущим со службы домой уже на пути. Простились с ним и покинули Хлебниково, как я думаю, с тем, чтобы туда не возвращаться, ибо осенью или как крайность весной дядя Федя переходит на другую работу, и вся семья также распрощается с каналом Москва–Волга». (В ноябре 1937 г. братьев Николая и Владислава Пальчиковых и друга Николая, Александра Балакина, расстреляли в Ленинграде, в том же месяце в Казани расстреляли третьего из братьев Пальчиковых – Сергея**.)

Гревеница «перебросили» для исправления неполадок на другую работу в том же Дмитлаге. Назначили помощником начальника строительства Химкинского порта, предоставили жилье в домах НКВД. К нему переехала семья. По воспоминаниям родных, в число задач, которые предстояло решить Федору Николаевичу, была установка «золотой» звезды на высоком шпиле Химкинского речного вокзала. Звезда должна была подниматься и опускаться в ознаменование начала и конца навигации. Но конструкция не работала, звезда падала. День окончания строительства и торжественного открытия навигации по каналу, в присутствии первых лиц государства и «лично тов. Сталина», стремительно приближался. Дмитлаговское начальство не ошиблось, разыскав Гревеница. В нужные сроки он справился со всеми техническими сложностями.

Торжества по случаю открытия канала состоялись 2 мая 1937 г. Молодой инженер-партиец, чьи невежественные действия и промахи исправ­лял ссыльный Гревениц, был награжден орденом Ленина. По постанов­лению ЦИК и СНК СССР 55000 заключенных Дмитлага (в основном бывшие уголовники) были досрочно освобождены за «ударную работу на строительстве канала Москва–Волга». 97804 человека, участвовавших в строительстве, получили разные льготы*. Но в этих списках не было имени инженера Гревеница.

Федор Николаевич продолжал работать на объектах канала до 4 ноября 1937 г. В этот день он не вернулся с работы домой. Его падчерица Т. С. Лихачева бросилась его искать. В Москве на Кузнецком мосту в доме № 24 ей кратко ответили, очевидно, полагаясь на догадливость: «Не ищите». Это был пятый по счету арест Гревеница. Как впоследствии стало известно, его содержали в Дмитрове, в подвальной тюрьме № 1 Дмитлага НКВД, помещавшейся под настоятельским корпусом бывшего Борисоглебского монастыря. Обвиняли по ст. 58 пп. 8 и 11 в «принадлежности к контрреволюционной террористической группировке». Дело вел оперуполномоченный 3-го отдела Дмитлага Грабищенко. Единственный допрос состоялся 22 ноября 1937 г. В деле нет ни одного допроса свидетелей. В обвинительном заключении говорится: «Допрошенный в качестве обвиняемого Гревениц виновным себя не признал». Судя по всему, Федора Николаевича даже не переводили для следствия в московскую тюрьму, как это обычно делалось, а повезли на расстрел прямо из Дмитрова. Приговор приведен в исполнение 3 декабря 1937 г. на Бутовском полигоне под Москвой. В тот день в Бутове были расстреляны 133 человека.

Гревениц реабилитирован 10 февраля 1990 г. Следственное дело его хранится в архиве Управления внутренних дел среди множества дел заключенных Дмитлага – и реабилитированных, и не подлежащих реабилитации по закону: бывших воров, спекулянтов, мошенников, налетчиков, насильников, убийц. Их всех расстреляли по плану и беззаконно, как правило, за прошлые преступления. Но за что расстрелян Гревениц – строитель железных дорог и мостов, человек, находившийся в расцвете сил, ума и таланта?!

Для Советской власти он навсегда остался чужим, «бывшим».

Потомок древнегерманских рыцарей, барон по происхождению, Федор Николаевич фон Гревениц и в чекистском застенке не утратил присущего ему благородства и величия духа. Сохранил несуетность в жизни и стоическое спокойствие перед лицом смерти. Это видно по тюремной дмитлаговской фотографии «в фас и в профиль».

Почти все Гревеницы уничтожены Советской властью: кто расстрелян, кто умер в ссылке или тюрьме, кто пропал без вести. Племянники Ф. Н. Гревеница, Георгий и Николай, были привезены в Москву из Уфы и Благовещенска и расстреляны 27 июля 1941 г. на спецобъекте под названием «Коммунарка»*. Его племянница Наталья, студентка университета, расстреляна в Ленинграде 22 октября 1938 г. и, по всей видимости, захоронена на Левашовской пустоши.

Уцелели лишь те из Гревеницев, кто уехал из России вскоре после революции 1917 г. Ныне их потомки живут в Финляндии, Англии, Бель­гии… Неподалеку от немецкого городка Бисмарка есть поместье, где сохранился родовой замок баронов фон Гревениц. Раз в три года представители древнего рода, ведущего свое начало с IX века, съезжаются из разных стран, чтобы повидаться друг с другом. Мы же лишились достой­нейших соотечественников: потомственных воинов, строителей, технологов, химиков, металлургов, учителей-просветителей, жаждущих знаний учащихся...

Лидия Алексеевна Головкова, Москва

 

Статья подготовлена специально для «Ленинградского мартиролога». Более полный вариант, с рассказом о судьбе семьи Гревеницев, см.: Бутовский полигон. 1937–1938. Вып. 4. М., 2000. С. 22–35.

Л. А. Головкова – главный редактор Книги памяти «Бутовский полигон», член авторского и редакционного коллектива биографического справочника «За Христа пострадавшие: Гонения на Русскую Православную церковь. 1917–1956» (кн. 1 издана в 1997 г.). Сотрудник Православного Свято-Тихоновского богословского института (ПСТБИ). Исследователь истории московских тюрем, лагерей, мест расстрелов и тайных захоронений. Автор ряда работ по этой теме. Не раз помогала готовить материалы для «Ленинградского мартиролога», в т. 4 опубликован ее очерк «В. С. Новочадов – автор Святоотеческой энцик­лопедии».

За подвижнический труд Лидия Алексеевна получила от Патриарха Московского и всея Руси Алексия II орден св. равноапостольной Великой княги­ни Ольги.

Фото Ф. Н. Гревеница любезно предоставила Ирэна Георгиевна Гревениц (С.-Петербург). См. ил. 35, 37.

О Гревеницах см. также Сахаров И. Гревеницы // Немцы России: Энцик­лопедия. Т. 1. М., 1999. С. 622–623.

Анатолий Разумов


Фёдор Николаевич Гревениц. 1937 г.