Гриневич Ян Михайлович

---

ЯН МИХАЙЛОВИЧ ГРИНЕВИЧ

Мой отец, Гриневич Ян Михайлович, был человеком со спокойным, уравновешенным характером. Он был прекрасным семьянином, хотя материально мы жили очень бедно, но дома у нас никогда не бывало скандалов.

Отец был честным человеком и большим патриотом Родины. Меня он воспитывал в этих же традициях.

Однажды ночью в сентябре 1937 г. пришли какие-то люди вместе с управдомом и арестовали отца. Меня с мамой должны были сослать куда-то. Но так как мама была лежачая больная (у неё было онкологическое заболевание), то после многих медицинских переосвидетельств нас оставили в Ленинграде. Только заставили переехать на меньшую жилплощадь.

В начале 1938 г. мама получила извещение о смерти отца в тюремной больнице. В 1958 г. были получены документы о его реабилитации.

Светлый образ отца остался у меня в памяти на всю жизнь. Он сумел заложить в детскую душу те правильные нравственные устои, которые так необходимы в жизни. Ему я обязана всем.

Очень жаль, что ему пришлось так рано покинуть жизнь (ему было 55 лет).

Галина Яновна Гриневич,

С.-Петербург, 29 декабря 2000 г.

               

Умерших в тюрьмах хоронили на Богословском кладбище

Готовился к изданию 5-й том «Ленинградского мартиролога», мы подводили итоги по именам расстрелянных в 1937 г. – протокол Особой тройки за протоколом, предписание на расстрел за предписанием на расстрел.

Вот 19 декабря 1937 г. Особой тройкой УНКВД ЛО по протоколу № 250 приговорены к высшей мере наказания 38 человек.

Предписание на расстрел № 250, исходящий № 194790, отдано коменданту УНКВД ЛО Поликарпову 23 декабря 1937 г.

В начале списка отмечено, что осуждённые содержатся в ОДПЗ (Отделение ДПЗ, или Отделение тюрьмы УГБ УНКВД ЛО на Нижегородской, 39), в конце списка – что при получении заключённых необходимо тщательно опросить каждого из них, с целью сверки установочных данных, и для этой цели использовать имеющиеся на них фотокарточки.

В предписании № 250 – две особенности, позволяющие судить об отклонениях от расстрельной процедуры.

В итоговой записи «Акт» в конце текста предписания Поликарпов отметил, что 24 декабря расстреляны все, за исключением порядкового номера 3. Напротив 37 фамилий в предписании стоят «галочки». При порядковом номере 3 (Гриневич Ян Михайлович) пометы: «Умер в обл. больнице. Закл. в деле» и «Спр. прилагается». При порядковом номере 1 (Фиклистов Александр Николаевич) исправлен год рождения с 1900 на 1887 и помета: «Спр. прилагается».

К предписанию приложен документ:

«Справка. Предъявленный для опознания личности уполномоченному Московского Р/О УГБ лейтенанту гос. безопасности Сошневскому И. П. арестованный Фиклистов Александр Николаевич, уроженец села Фёдоровское Слуцкого района Ленобласти, осуждённый по протоколу Тройки № 250 пор. № 1 к В. М. считать год рождения не 1900, а 1887. 26 декабря 1937 г.».

Под справкой подписи Сошневского и дежурного по Отделению Тюрьмы ГУГБ. Треугольная печать «Отделение Ленингр. Тюрьмы ГУГБ. Пропуск».

Становится понятно, что в ночь на 24 декабря Фиклистова «отставили от операции», т. к. при опросе выявилось серьёзное расхождение в установочных данных. Через два дня на Нижегородскую прибыл следователь, кторорый вёл дело Фиклистова, и подтвердил, что, нсмотря на расхождение в годе рождения, это и есть тот самый Фиклистов. Теперь Фиклистова можно было расстрелять. Вне всякого сомнения, он расстрелян позднее официальной даты 24 декабря.

Справка о Гриневиче к предписанию не приложена. Однако помета при его фамилии не менее значительна.

Старший унтер-офицер царской армии Ян Михайлович Гриневич перед арестом работал бухгалтером Выборгского райжилсоюза. Были арестованы также его сослуживцы-бухгалтеры Степан Фёдорович Матаков и Павел Николаевич Смирнов. Всех троих приговорили к расстрелу и включили в одно предписание на расстрел. Предписания, как и приговоры, печатались заранее. Матаков и Смирнов расстреляны, они помянуты в 4-м томе «Ленинградского мартиролога». Однако при расстреле выяснилось, что Гриневича нет в тюрьме на Нижегородской. Он болел, находился в больнице. Затем 14 января его отправили в Областную больницу для следственных заключённых, где он умер 20 января 1938 г., через месяц после расстрельного приговора.

Чем болел Гриневич, понять трудно, потому что документы 1937–1938 гг. чаще всего лживые. В анкете арестованного значится, что у него «рак горла». А умер он совсем по иной причине. Может, она и верна, а может, забили до полусмерти на допросах.

В годы второй волны реабилитации Прокуратура выдала дочери Гриневича Галине справку о том, что она признана пострадавшей от репрессий, но с ошибочными сведениями, по невнимательности – будто её отец расстрелян 24 декабря 1937 г. по приговору Особой тройки.

Я отыскал Галину Яновну по телефонному справочнику. Состоялся поразительный разговор.

– Галина Яновна, мы готовим том «Ленинградского мартиролога» о расстрелянных. Думали включить в него имя вашего отца. Но оказалось, что его не расстреляли. Вам неверную справку дали. Он умер в больнице.

– Да, я знаю, что он умер. Мы с мамой тогда же получили свидетельство о его смерти.

– Оно сохранилось?

– Да, и могила сохранилась.

– Как могила, где?!

– На Богословском кладбище. Мы памятник поставили и навещали могилу.

– Когда узнали о могиле, когда памятник поставили?

– Тогда же и узнали, в 1938 г. Мама болела, ничего не боялась и требовала от НКВД сначала свидетельство о смерти, а потом, чтобы ей указали могилу. Ей назвали дату погребения и отправили в контору Богословского кладбища. В конторе сказали: «Да, в этот день привезли двоих и похоронили в одной яме». Отвели к могиле. С тех пор мы туда и ходили. Конечно, проверить, точно ли он здась, мы не могли. Но когда мама умерла, её подзахоранивали к отцу. И оказалось, что в могиле стояли два гроба, один на другом. Как нам и говорили в 1938 г.

Я напросился в гости к Галине Яновне. Побывал у неё, снял копии двух свидетельств о смерти Гриневича. В свидетельстве, выданном 16 февраля 1938 г., причиной смерти названо «воспаление лёгких», в свидетельстве, выданном 4 октября 1995 г., в графе «причина смерти» записано: «сведений нет».

Галина Яновна не выходила из дома, была больна ногами, почти не могла ходить. Но могилу Гриневича без её помощи я бы не смог. Мы решили взять такси и подъехать к Богословскому кладбищу со стороны Бестужевской улицы. Так ближе к Клинической дорожке, где находится могила. Короткие сто метров мы шли примерно два часа. И всё же Галина Яновна не смогла дойти до могилы. Присела на какой-то пенёк, пояснила, где искать, и передала мне цветы.

Могилу я отыскал быстро. Сфотографировал. Отвёз Галину Яновну домой.

Потом не раз приходил на Клиническую дорожку Богосёловского кладбища. Однажды увидел, что на памятнике Гриневичу и его жене прибавилось имя их дочери Галины.

В том же месте нашлись ещё несколько памятников репрессированным. Не так далеко от них и могила известного военачальника Василия Ивановича Шорина, он, как и Гриневич, помянут в 12-м томе «Ленинградского мартиролога».

В анкете арестованного Шорина 24 февраля 1938 г. отмечено удовлетворительное состояние его здоровья. В сохранившемся деле нет ни одного протокола допроса, кроме ознакомительного. Полковник царской армии и герой Красной армии, Шорин не давал никаких показаний. И его замучили во время следствия. Дело приостановили 28 июня 1938 г., т. к. накануне Шорина в безнадёжном состоянии отправили в больницу при изоляторе «Кресты». Шорин умер в 3 часа 45 минут 29 июня 1938 г. от «упадка сердечной деятельности вследствие артерио-кардиосклероза». Труп в тот же день был отправлен в прозекторскую Военно-медицинской академии для производства судебно-медицинского вскрытия. Оттуда отправили для погребения на Богословское кладбище. Родственники Шорина подтвердили: могилу удалось установить после реабилитации Шорина.

Так подтвердилось: умерших в тюрьмах хоронили на Богословском кладбище.

Анатолий Разумов, СПб., 2012

---