Салин Константин Спиридонович

КОНСТАНТИН СПИРИДОНОВИЧ САЛИН

Мой отец, Салин Константин Спиридонович, уроженец ст. Райвола (до войны финская территория), русский, приехал в 1923 г. с братом на заработки в Ленинград, т. к. в Райволе молодым негде было работать. В Ленинграде он устраивается на завод «Красный металлист», обучается профессии, работает строгальщиком 5-го разряда, вступает в партию.

По воспоминаниям матери, по тем временам отец неплохо зарабатывал, любил свою работу, много занимался общественной деятельностью. Мы дружно и в достатке жили, отец был хорошим семьянином, любил маму и гордился, что у него растёт сын. Мама не работала, занималась моим воспитанием. Помню, как с получки отец всегда приносил нам гостинцы. Был весёлым, добрым и справедливым. Под Новый год принёс большую елку, под самый потолок, и мы с ним её наряжали. Зимой он меня катал на санках, а летом на качелях.

Со слов матери, когда начались массовые репрессии, отец нашёл в себе мужество бросить партбилет. По тем временам этого было достаточно, чтобы стать «врагом народа». Когда его арестовали, была ночь, но я почему-то проснулся. По комнате ходили какие-то люди и что-то искали. Мне шёл седьмой год, но на всю оставшуюся жизнь отчётливо помню, как на вопрос «у вас есть оружие?» отец показал мой детский пистолет. (Спустя много лет поражаюсь юмору отца: забирали на верную гибель, а он шутил.) Затем подошёл к матери и поцеловал её. Подошёл ко мне, крепко прижал к себе и тихо, почти на ухо, сказал: «Всё будет хорошо, сынок, береги маму». Мать не плакала, видимо, чтобы не расстраивать меня, но я горько заплакал. Детским умом я понимал, что отца больше никогда не увижу. Помню, как с мамой ходили в «Кресты», чтобы узнать об отце, но всё было напрасно. Людей было много, тесно и шумно.

Потом начались тяжёлые дни. Мама боялась, что нас вышлют в Магадан, покупала спички, нитки. Купила мне зимнюю шапку с длинными ушами, но нам «повезло». Нас почему-то не выслали, но мы остались без средств к существованию – кормильцем в семье был отец. На работу мама боялась устраиваться. Жили тем, что продавали вещи, да помогала тётя, мамина сестра, она жила вместе с нами в одной квартире и работала.

Началась война, об отце уже ничего не говорили. Всю блокаду прожили в Ленинграде. После войны иногда вспоминали отца и думали, что его отправили из лагеря в штрафной батальон и он погиб на фронте. Мама рано умерла и наказывала мне не разыскивать отца, опасаясь за мою судьбу. Я вырос и на вопрос «где отец» отвечал, что погиб на войне.

На склоне лет, будучи пожилым и больным человеком, решил узнать о судьбе отца. Написал в Управление ФСБ и получил страшный ответ, что 5 июля 1938 г. отец был арестован, 11 октября приговорён к расстрелу и 17 октября 1938 г. расстрелян. Ознакомившись с делом отца, я ужаснулся, когда понял: для того, чтобы сфабриковать дело и приговорить к расстрелу, ему присвоили национальность финна, хотя он был русским и все его родственники русские, и обвинили в шпионаже в пользу Финляндии, т. к. он жил раньше в Райволе. На первом допросе отец всё отрицал, но на втором допросе его под изуверскими пытками вынудили подписать себе смертный приговор. Реабилитировали отца 31 августа 1989 г. заключением Военной прокуратуры Лен. военного округа. Так поздно, видимо, потому, что я не занимался ранее поисками отца.

Прости меня, отец, что я нашёл тебя через 64 года, но я всегда о тебе помнил. Пусть никогда не повторится это страшное время, и мы, живущие, будем вечно помнить о страданиях невинных жертв сталинских репрессий. С любовью – твой сын

Юрий Константинович Салин,
С.-Петербург

Константин Спиридонович Салин расстрелян по так называемому Списку финских шпионов № 43. В предписании на расстрел значится 48-м из 55 приговорённых к высшей мере наказания. 49 человек расстреляны 17 октября 1938 г. и помянуты в данном томе. Шестеро не были расстреляны и будут помянуты в 12-м томе «Ленинградского мартиролога». – Ред.