Савельев Николай Андреевич

НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ САВЕЛЬЕВ

Мой отец, Савельев Николай Андреевич, был снят с работы и исключён из ВКП(б) в 1937 г. за «сокрытие социального происхождения» и помощь семье «врага народа» – арестованного секретаря Ораниенбаумского райкома ВКП(б).

В январе 1938 г. отец был арестован, препровождён в «Кресты», в октябре осужден за якобы принадлежность к шпионско-диверсионной троцкистской организации и, как практически всё бюро Ораниебаумского райкома, расстрелян. После этого в ораниенбаумской газете «Вперёд» появилась статья, обвиняющая его во всех смертных грехах, и в частности, в принадлежности к «золотой молодёжи». Мне было 4 года, и этот период я помню смутно. Помню двор и деревянный дом с цветными витражами, охотничьих собак Пирата и Пальму в конуре, крыжовник в соседнем саду за забором. Помню парк и пруды. Да, и ещё заснеженную дорогу, и аэросани.

Мама долго скрывала от меня правду, говоря, что отец просто умер в 1938 г. Но, постепенно взрослея, я стал о многом догадываться, и хоть мама очень неохотно говорила об этом, я многое понял. Понял, какой леденящий страх поселился в её душе после ареста отца, после поездок в «Кресты», где ей ничего не хотели отвечать, пока один «добрый», а может, и без кавычек добрый сотрудник НКВД не сказал: «Никогда больше не спрашивайте об этом человеке. Забудьте это имя. Вы откуда? Из Ялты? Вот забирайте ребёнка и уезжайте. Там вам будет лучше». Так летом 1938 г. мы оказались в Ялте, где и прошли мои детско-военные и школьные годы, да и большая часть жизни. А мама так и не избавилась от страха к советской власти. Даже в хрущёвские времена, когда политические репрессированные были реабилитированы, она боялась напомнить о себе, не брала никаких справок о реабилитации. Она сказала об отце: «Кто его знал, те знали, что он порядочный человек. А бумажки мне не нужны». Этот страх она так и унесла с собой в могилу.

На старости лет, разговаривая с моей тётей Ниной Андреевной Толстой (урождённой Савельевой), мы думали, какие факты биографии привели к аресту её брата и моего отца.

Социальное происхождение... Моя бабушка по отцу – «из благородных», но в отличие от двух сестёр, вышедших замуж за богатых людей, жизнь которых до революции протекала безбедно, вышла замуж за мещанина, человека интересного, непоседливого, их дети родились один в Варшаве, другой в Тифлисе, а мой отец в Петербурге. До революции дед был владельцем ателье пошива военной одежды на Гороховой. После революции лишился практически всего, в квартире он с семьёй был очень уплотнён. Начал пить, после кронштадтского мятежа заболел и умер от чахотки. Бабушка пережила его ненадолго.

В трудные, холодные и голодные 20-е годы отец окончил Университет и стал юристом. Затем был принят в ряды ВКП(б) и направлен на учёбу в Москву в КИЖ (Коммунистический институт журналистики). По окончании стал редактором ораниенбаумской газеты «Вперёд».

Мама моя была родом из Ялты. Дедушка, её отец, окончил факультет медицины Нижегородского университета и был санитарным врачом Ялты. Бабушка – «из благородных». В 1927 г., после ялтинского землетрясения, маму, ученицу 9-го класса, отправили в Ораниенбаум к тёткам. Там она познакомилась с моим будущим отцом. Через год, окончив школу, она снова приехала в Ораниенбаум, и они поженились. После моего рождения в 1934 г. для них настала счастливая жизнь. Купили фотоаппарат «Фотокор», фотографировали меня, друзей, ораниенбаумские парки и пруды. Казалось, ничто не предвещало плохого.

«Золотая молодёжь»… Когда отец учился в школе, у них в классе собралась группа талантливых и музыкально одарённых ребят. Они издавали свой рукописный журнал «Аккорд», писали стихи, мелодекламировали, играли на гитаре.

«Помощь семье врага народа»... Отец помогал всем. Он не мог не помочь жене и детям секретаря райкома. Когда получил комнату после моего рождения, с ним жили также и его брат, и его сестра. Когда мама уезжала в голодное время начала 30-х годов в Ялту, чтобы помочь родителям, он посылал им скромные посылки: фунт постного масла, банку рыбы в томате и т. д.

Судьба отца, как и судьба всего бюро райкома, была предрешена до ареста. Карательная машина была запущена, железные шестерни захватывали и перемалывали жертвы одну за другой. На всех находилась зацепка (донос, помощь «врагу народа», анекдот), и всё скреплялось расстрельной формулировкой: «шпионско-диверсионная группировка».

Андрей Николаевич Савельев,
г. Ялта

Николай Андреевич Савельев, а также его однодельцы – А. И. Диджус, И. Я. Зельтин, К. А. Литинский, К. И. Черногубов, М. Г. Шрейтман, А. С. Фортушняк, Д. С. Смирнов, Н. Г. Васюков, П. С. Чаплиц, И. Н. Рогозин, М. Г. Маслов – расстреляны по так называемому Списку латышских шпионов № 32 как участники «латвийской шпионско-диверсионной группы», руководимой секретарём райкома Диджусом. В предписании на расстрел их номера 41–53 из 93 приговорённых к высшей мере наказания. 84 человека были расстреляны и помянуты в данном томе. Один умер больнице для следственных заключённых; 8 человек не расстреляли из-за пересмотра дела. Они будут помянуты в 12-м томе «Ленинградского мартиролога». – Ред.