Риф Исаак Моисеевич, 1900 г. р., уроженец г. Нерчинск, еврей, беспартийный, инженер-конструктор котельного бюро завода им. Сталина, проживал: г. Ленинград, ул. Марата, д. 35, кв. 1. Арестован 17 октября 1937 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 3 декабря 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-6-9 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 10 декабря 1937 г.
ИСААК МОИСЕЕВИЧ РИФ
В Ленинград мы приехали в 1932 г. из Владивостока, где мой отчим, Исаак Моисеевич Риф, работал на Дальзаводе – одним из ведущих инженеров. По приезде в Ленинград стал работать на металлическом заводе им. Сталина – также ведущим инженером. Казалось, ничто не нарушало спокойной жизни.
Но с 1937 г. наша семья была просто в шоке после ареста моего дяди Владимира Фёдоровича Прохорова. Начались разговоры близких знакомых. Всё это не давало спокойно жить. В июле 1937 г. у меня появились два брата-близнеца, Игорь и Владимир. Это событие внесло огромную радость в нашу жизнь. Отчим мечтал о детях, и вдруг – два сына. Мы уже не надеялись увидеть дядю Володю, и одного из братьев назвали в память о нём. Примерно в это время отчима вызвали в отдел кадров завода. Какой-то малоприятный человек вызывал всех и задавал ряд вопросов. Среди этих вопросов был и основной: «Почему уехал из Владивостока?» И не без иронии этот малоприятный заметил, что неплохо бы отчиму сменить климат. С этого дня чёрные тучи заползли в наш дом. Шура, так звали дома Исаака Моисеевича, потерял покой. Он был уверен, что всё неспроста и он обречен. Мы жили в жутко подавленном настроении.
Будучи 12-летней девочкой, помню беспокойные ночи, когда любой шорох машинных колес, затормозивших под окнами, вызывал ужас и страх. Жили мы в бельэтаже и все кидались к окнам – не чёрный ли это ворон?
И вот дождливой ночью 16 1937 г. – мне снился жуткий сон, я помню его до сих пор – нас разбудил стук в дверь. Вошли двое в кожанках и красноармеец с винтовкой наперевес, ну и, конечно, понятые. Всё стало ясно. Двое в кожанках приступили к обыску. Единственное, что было, – это технические журналы и книги. Всё швыряли на пол. Прицепились к журналам на иностранных языках. Спросили, зачем ему эти журналы, особенно на японском языке. Помню, как он ответил: «Я инженер». Журналы взяли как улику. В дальнейшем нам сказали: «Осуждён на 10 лет без права переписки как японский шпион». Вскоре наступило прощание. Он молча стоял, склонившись над корзиной, где спокойно спали два его маленьких трёхмесячных сына. У меня разрывалось сердце от душевной боли, ужаса и страха за этого изумительного человека. Они его торопили и увели. Увели навсегда. Потом у моей матери взяли подписку о невыезде. Это какое-то чудо, что мы остались в Ленинграде и нас не выслали. В это же время пришли описывать вещи. У нас ничего не было. Только письменный стол и кресло, привезённые из Владивостока – это и взяли. Взяли у семьи с тремя обездоленными детьми.
Через 22 года мы получили бумагу о реабилитации и свидетельство о смерти, в котором значилось, что умер он в 1942 г. в лагере от инфаркта. И вот только через 59 лет я прочла в газете, что Исаак Моисеевич Риф был расстрелян в декабре 1937 года, т. е. через два месяца после его ареста. Больно и тяжело писать об этом. И очень, очень горько.
Дебора Борисовна Векслер, С.-Петербург
И. М. Риф расстрелян по так называемому Списку японских шпионов № 10 («харбинцев»). Список утвердила «двойка» в Ленинграде (Заковский и Позерн), а затем – в Москве (Ежов и Вышинский). Риф обвинялся в том, что он как сын домовладельца и участник банды Семёнова был завербован во Владивостоке агентом японской разведки (представителем фирмы Мицубиси), а затем совершил множество вредительских актов, например, «сорвал разработку общесоюзного стандарта по воздухоплавателям». Подробнее о формировании расстрельных списков «харбинцев» см.: Ленинградский мартиролог. Т. 3, комментарии к воспоминаниям А. Н. Олейникова и А. И. Любарской.
Анатолий Разумов