Аман Петр Егорович

---

ПАМЯТИ ПЕТРА ЕГОРОВИЧА АМАНА

 

На Левашовской пустоши,

Под Питером, в лесу,

Есть рвы судеб трагических,

Цветы я к ним несу.

 

Мой дед в тридцать восьмом году

С детьми, женой прощался.

Делился с ними добротой,

До слёз не опускался.

 

Скрывая горечь тяжких дум,

Сжимал мальчишеские руки,

Вручая всё, что так любил,

Конца не ведая разлуки.

 

Он наставлял – дружнее быть

И мать не огорчать,

А непослушного просил

Семье опорой стать.

 

Но трое в кожанках и ночь

Следили за часами.

И он, обняв жену, шепнул:

«Господь да будет с вами!»

 

Он был любимым и родным,

Слова чьи не забылись.

Тогда ещё он был живым,

Глаза ещё светились.

 

Потом… кричали небеса

О смерти боль молила.

И Пустошь в бесконечных рвах

Ночами жертвы хоронила.

 

Там были тысячи таких,

Достойных уваженья.

Дозволено ль кому творить

Такие преступленья?!

                                   * * *

Ноябрь обнажённый. Иглами ветер.

Высокие сосны толпой.

Как же их много тянется к небу.

Шепчут про вечный покой.

 

Кто их сочтёт, как и тех убиенных,

Что в эту землю легли?

Уж не они ли из недр этих страшных

В соснах вновь жизнь обрели?

Валентина Альбертовна Михайлова (Аман), С.-Петербург

 

АМАНЫ ИЗ НЕМЕЦКОЙ ГРАЖДАНКИ

Поиски сведений, связанных с историей жизни и быта немецкой колонии Гражданка, что находилась в северных предместьях Петербурга – Петрограда – Ленинграда, привели меня к удивительному человеку, одному из настоящих хранителей памяти – Альберту Петровичу Аману. Старожил Немецкой Гражданки, он происходит из старинного петербургских рода немецких колонистов, обосновавшихся на берегах Невы во времена Екатерины Великой. Альберт Петрович помнит множество деталей жизни старой Гражданки – и то, что видел сам, своими глазами, и то, что перешло в виде воспоминаний от прежних старожилов.

«Аманы переехали в Гражданку из немецкой колонии на Средней Рогатке, – рассказывает Альберт Петрович. – Моя мать, Эмилия Эргардт, вышла замуж за Петра Амана – так породнились два рода. От деда, Якова Адамовича Эргардта, я слышал, что все мы, питерские колонисты, – выходцы из Саксонии или Силезии. А сюда Эргардты переехали из Новосаратовки и считались первыми поселенцами в Гражданке».

Перед последней войной четыре «аманских дома», своего рода «семейное гнездо» Аманов, стояли вдоль нынешнего Гражданского проспекта. Тогда они имели адреса: Колония Гражданка, дома №№ 20, 22, 24, 26. Первый по времени из этих домов построил прапрадед Альберта Петровича – Адам Аман. Постепенно дети женились и строили для себя новые дома.

«Дом № 24, где я жил, выстроил папин дядюшка, потом он перешёл по наследству к моему отцу и брату, – говорит Альберт Петрович Аман. – Дома были одноэтажные, наш дом делился на две одинаковые части, в каждой из которых были кухня и две комнаты». (Теперь на этом месте – дом № 24 по Гражданскому проспекту.) Кстати, когда рядом появился Политехнический институт, колонисты стали строить в Гражданке большие двухэтажные дома, рассчитанные на то, чтобы сдавать внаём комнаты студентам.

«Немецкий язык у нас использовался очень редко, – рассказывает Альберт Петрович, – хотя отец мой, Пётр Егорович, прекрасно говорил и читал по-немецки, а дома у нас было много художественной литературы – и на немецком, и на русском».

Пётр Егорович Аман родился и рос в большой и довольно бедной семье. У него было пять сестёр и пять братьев. Одна из сестёр отца, Маргарита,  вышла замуж за приказчика Ратке (немца, но не русского подданного), открывшего потом магазин и винные погреба на Невском проспекте (после начала Первой мировой войны, в 1914 году, его выслали в Саратовскую губернию). Когда в самом начале 1900-х годов родители Аманов умерли от чахотки (туберкулёза), Ратке взял из осиротевшего семейства трёх младших детей, в том числе и Петра. Так что свои юные годы Пётр Аман провел не в Гражданке, а в самом центре Петербурга – на Казанской улице.

«Образование мой отец получил от лютеранского священника в Гражданке, – рассказывает Альберт Петрович Аман. – Ратке требовался помощник, а мой отец был очень способным и ужасным книголюбом. Когда Ратке открыл свой второй магазин, на Петербургской стороне, он поставил там отца старшим приказчиком. В 1912 году отца призвали в армию, служил он писарем в Главном Штабе. По политическим убеждениям он был, очевидно, сторонником меньшевиков. После Февральской революции, уже после службы в армии, работал в Горвиде – городской военно-инженерной дистанции».

После революции Пётр Аман вернулся в Немецкую Гражданку, и в соседней деревне Ручьи его выбрали председателем комитета бедноты (комбеда), потом был секретарём Ручьёвского сельсовета, а одно время и его председателем. Дело в том, что до конца 1920-х годов Ручьи, Немецкая и Русская Гражданки входили в один сельсовет Парголовского района. Когда в 1930 году был образован Ленинградский Пригородный район, Ручьи и Русская Гражданка остались в Муринском сельсовете этого района, а Немецкая Гражданка или Колония Гражданка, просто Гражданка, стала частью Ленинграда (в 1936 году Муринский сельсовет вернулся во вновь образованный Парголовский район).

Когда началась коллективизация, в Гражданке раскулачили немногих – Егора Фёдоровича Эргардта и его брата Александра, причём только за то, что у них были наёмные работники. Егора Эргардта выслали, но потом он вернулся. Раскулачили и нескольких жителей располагавшегося неподалёку от Ручьёв хутора Бичи.

Когда в начале 1930-х годов в Гражданке организовали промсельхозартель, которая потом стала называться «Выборгский транспортник», Пётр Аман, хоть и был беспартийным, с самого начала стал её председателем. В 1933 году на его место поставили партийного руководителя, а Амана назначили в артели полеводом. Но эта работа его не устраивала, и он пошёл работать по хозчасти на машиностроительный факультет Политехнического института, а потом заведывал всем гужевым транспортом Института.

В июне 1938 года его арестовали. Как и «положено», забирать явились ночью. В ту ночь из Гражданки взяли ещё несколько человек, и пока ждали машину из Ленинграда, арестованных под охраной держали неподелёку – в местной пожарной части. Альберт Петрович вспоминает, как бегал туда передать отцу тёплую одежду, как отец посадил его на колено и сказал: «Ты теперь старший, береги маму». Альберту было тогда 14 лет.

В тюрьме сначала принимали передачи, а потом перестали, объявив приговор отца – «десять лет без права переписки». Родные тогда ещё не знали страшный смысл этих роковых слов. Как стало известно потом, уже после реабилитации, Петра Амана расстреляли в ноябре 1938 года. Покоится он, скорее всего, на печально известной Левашовской пустоши.

По словам Альберта Петровича Амана, в годы сталинского террора в Гражданке подверглись репрессиям многие жители. К примеру, арестовали десять извозчиков из «Выборгского транспортника». Среди них были и русские, и немцы, в том числе из рода Эйдемиллеров, Эргардтов и Бауэров. Альберт Петрович по памяти перечислил некоторых из тех, кто был арестован и не вернулся:

Николай Александрович Аман, двоюродный брат Альберта Петровича Амана, 1906 года рождения, жил в доме № 20 в Колонии Гражданка, арестован в сентябре 1937 года;

Пётр Муханов, извозчик из Русской Гражданки (дом № 26 в Русской Гражданке);

Леонид Плетнёв (его бабушка раньше владела лавкой, у них был большой дом на Лавровой улице);

Пётр Эйдемиллер, около 1910 года рождения (Костромская ул., 5);

Его тезка Пётр Эйдемиллер, двоюродный брат Петра Егоровича Амана, около 1895 года рождения;

Яков Эргардт – сын Егора Фёдоровича, жил в доме № 35 в Колонии Гражданка;

Евграф Адамович Бауэр (работал полеводом в «Выборгском транспортнике», сменив на этой должности Петра Егоровича Амана), жил в доме № 15 в Колонии Гражданка;

Владимир Адамович Бауэр, жил в доме № 31 в Колонии Гражданка;

Пётр Паршин, работал извозчиком в Политехническом институте, жил в доме № 11 в Колонии Гражданка.

Перед войной арестовали колониста Евграфа Евграфовича Леверанса (жил в доме №  в Колонии Гражданка), служившего швейцаром в Политехническом институте.

«Когда началась война, я работал на заводе имени Энгельса, – рассказывает Альберт Петрович. – Как и все, сразу же записался в ополчение – я же всё-таки в душе русский, хоть и по национальности немец. Я понимал, что на нас напали враги, и чувство русского патриотизма пересиливало ощущение национальной принадлежности.

Пока был в ополчении, нас водили в Удельный парк – учили стрелять, окапываться. Потом записался в добровольцы. Старших из нас сразу же взяли в армию, остались молодые. К концу лета 1941-го нас посадили на поезд и повезли куда-то под Лугу – на формирование. Потом тех, кто был младше 1923 года рождения, вернули в Ленинград.

В нашем доме во время блокады жила семья беженцев Берчей – из колонии Красненской (Красненькой) за Автовом. Это был Николай Петрович Берч. Свою семью он привёз к нам на подводе, правда, и продукты тоже. Было это осенью 1941 года. Собственных детей у него с женой не было, и они воспитали русского мальчика – Фёдорова. До войны он ушел в армию, оставив приёмным родителям своих детей и жену. Ещё Николай Берч взял на воспитание двух детей – Колю и Катю Бегуновых. В 1942 году на Фёдорова пришла похоронка, а Николай Бегунов погиб в 1945 году в Германии, причём уже после окончания войны. Катю я после войны не встречал…

Во время блокады я жил на заводе Энгельса на казарменном положении. А в начале весны 1942-го мы узнали: всех мужчин с Немецкой Гражданки будут высылать. Вскоре, 13 марта, пришла повестка на нашу семью: «спецэвакуация только в Красноярский край». Получили приказ сдать нашу корову в совхоз «Лесное». Кстати, жившего у нас Николая Петровича Берча выслали из Гражданки, как и нас. Впоследствии он вернулся, жил в Ленинграде на Трамвайном проспекте.

С «Выборгского транспортника» дали подводы на несколько семей. Везли на подводах не вещи, а пожилых и истощённых голодом людей, которые сами уже просто не могли передвигаться. Путь пролегал с Финляндского вокзала, по Дороге жизни, через Ладожское озеро. Когда перевезли через Ладогу, посадили в товарные вагоны. В апреле довезли до Тюмени и там высадили. По дороге много людей умерло: из вагонов выгружали покойников.

Из Тюмени нас отвезли в спецпосёлок: оттуда куда-то отправили раскулаченных, и нам дали полдома. Я пошёл слесарем в «Заготзерно», брат– грузчиком на мельницу. Мы тогда были «спецэвакуированные», но пока не было ограничений. Весной разлилась река Тура, нас затопило, и нас отвезли в Тюмень. Потом из Тюмени нас отправили на пароходе на Север. Некоторые, узнав о готовящейся отправке и ещё имея на руках паспорта, сумели её избежать. Загрузили на этот пароход ленинградцев, ещё были откуда-то украинцы и молдаване. Полный пароход народа. Вообще, надо сказать, было много высланных не только по национальному признаку, но и просто по обвинению в «неблагонадежности».

Привезли нас в Кандинский район, дали назначение в деревню Юмас– Ханты-Мансийский округ. Кроме нас, Аманов, в Юмасе оказалось ещё две семьи из Гражданки – Валлизеры и Эргардты. В Юмасе я жил с 1942 по 1946 год. Работал бондарем, плотником, пильщиком, делал лодки. Там я и с будущей женой познакомился – пятьдесят три года мы с ней прожили»…

Впереди было краткое возвращение в Ленинград в 1946 году. Колонию Гражданку было не узнать – никого из прежних жителей-немцев не было, все дома заселены другими людьми. Остаться в Ленинграде не удалось: как только в милиции видели в паспорте «немец», как сразу же отказывали в прописке. Альберту Аману удалось устроиться в городе Кирове, но оттуда во время массовых репрессий в 1949 году снова выслали (только за то, что немец), на этот раз объявили «вечное поселение» на Верхне-Камский фосфоритный рудник и предупредили: за попытку уехать – 25 лет каторжных работ. Вместе с ним на руднике работали высланные западные украинцы, поляки и даже болгары.

Только в 1956 году, когда сняли все ограничения, Альберту Петровичу с семьёй удалось вернуться в Ленинград – в родную Гражданку. Как отмечает сам Альберт Петрович, он – не единственный из колонистов, кто вернулся, но точно единственный, кто смог по суду вернуть свой родной дом.

«В самые трудные моменты мне и моей семье всегда встречались честные и бескорыстные люди, порой совершенно незнакомые, которые отзывались на нашу беду, старались помочь, – говорит Альберт Петрович. – Ведь сколько бы нас ни обвиняли в том, что мы «враги», мы видели, что многие обычные люди продолжали относиться к нам доброжелательно, понимая, что мы ни в чём не виноваты и страдаем совершенно ни за что. Это происходило и во время высылки, и при возвращении дома в Гражданке, и во многих других тяжёлых ситуациях, когда, казалось, мы были бессильны. Хочется выразить благодарность всем этим людям и заверить: мы не забыли вашу доброту и готовность отозваться на чужую беду».

В родном доме на Граждаке, 24, Альберт Аман прожил с семьёй ещё десять лет – до начала реконструкции района. В 1960-х годах, когда старую Гражданку расселяли, он получил квартиру неподалёку – на улице Верности, где живёт и поныне. В местах детства и юности бывает редко – тяжело на сердце от воспоминаний, грустно видеть, что нет ни следа от прошлого. Остались лишь дорогие сердцу воспоминания да старые фотографии…

Сергей Евгеньевич Глезеров, С.-Петербург

 

 

Очерк С. Е. Глезерова опубликован также в его книге «Неизвестная Гражданка. Люди и судьбы» (СПб., 2008. – Возвращение в Гражданку. С. 106–115).

Пётр Егорович Аман расстрелян в последний день массовых расстрелов по так называемому Списку «Немцы» № 34. В предписании на расстрел значится 26-м из 45 приговорённых к высшей мере наказания. 34 человека считаются расстрелянными в Ленинграде 6 ноября 1938 г. и помянуты в 11-м томе «Ленинградского мартиролога». Возможное место погребения – Левашовское мемориальное кладбище.

11 человек по Списку «Немцы» № 34 расстрелять не успели ввиду окончания карательной кампании. Они помянуты в данном томе «Ленинградского мартиролога».

По делу артели «Выборгский транспортник» в так называемый Список «Немцы» № 5 были включены и расстреляны 9 января 1938 г. Алексей Сидорович Алейников, Николай Александрович Аман, Владимир Христофорович Бауэр, Эдуард (Евграф) Адамович Бауэр, Иван Прокофьевич Бутин, Фёдор Петрович Жуков, Александр Миронович Кузнецов, Пётр Николаевич Муханов, Николай Иванович Пакушин, Алексей Фёдорович Плентев, Пётр Егорович Эйдемиллер, Пётр Фёдорович  Эйдемиллер, Яков Адамович Эргард. Все помянуты в 7-м томе «Ленинградского мартиролога». Возможное место погребения – Левашовское мемориальное кладбище.

Альберт Петрович Аман указан в Списке репрессированных немцев Северо-Запада в книге И. В. Черказьяновой «Ленинградские немцы: судьба военных поколений, 1941–1955 (СПб., 2011).

Анатолий Разумов