Халитов Вели-Ахмед Фахрудинович

ВЕЛИ-АХМЕТ ФАХРУТДИНОВИЧ ХАЛИТОВ

Мой отец, Халитов Вели-Ахмет Фахрутдинович, уроженец деревни Старые Лащи (в советское время, Татарской республики), в молодости был артистом Театра драмы в Казани, откуда был откомандирован в Татарский театр Астрахани. Он хорошо пел, играл на гармошке (их у нас дома было целых три, и все разные), играл на мандолине. По словам мамы, когда собирались гости (а это были, конечно, татары), он пел, играл, был душой компании. Примерно с 1928 г. отец жил под Ленинградом, в Детском Селе. Встал там на воинский учёт.

Жизнь моей матери, Халитовой Халили Исламовны, была очень трудная. Она родилась в глухой татарской деревне, где все говорили только по-татарски. Ей было всего два месяца, когда умерли её родители. Местный мулла, у которого было своих семеро детей, взял мою мать и её старшую сестру в свою семью. Там мать научилась читать Коран по-арабски. В школе она проучилась всего два года. Репрессии коснулись её уже тогда, когда она ещё не была замужем. Арестовали муллу и, видимо, расстреляли, т. к. больше о нём ничего не известно. Дом муллы, где жила его большая семья, раскатали по брёвнышку местные чекисты, чтобы членам семьи негде было жить. И пришлось всем им разъехаться. Кто в Казань уехал, кто в Ташкент. А мама оказалась в соседней деревне, где её и встретил мой отец, приехавший летом 1930 г. в родную деревню, можно сказать, на побывку.

Расписались в Казанском загсе и приехали в Ленинград. В 1932 г. у них родился первенец, сын Рашид. Но уже в 1934 г. он умер от дифтерита. Потом рождались одни девочки. В 1934 г. родилась Надия, в 1936 г. – я и в декабре 1937 г. – младшая дочь Зубайда. В мансарде дома на Петроградской стороне отец соорудил маленькую квартирку с одним окном на крышу. Комната была примерно 12 кв. м, кухня 4 кв. м без окна, дверь из кухни была в комнату. Прихожей и коридора практически не было. И там мы жили всей семьёй. Это было самое счастливое время.

Побыв некоторое время на учёте на бирже труда (работы артистом не было), отец устроился агентом по скупке мехов у населения в артели «Ленмехпром». Мама не работала. Так мы и жили до ареста отца в феврале 1938 г.

Отца я совсем не помню, в то время мне было всего два года. А Надия (ей в тот момент было неполных четыре года) помнит маму, плачущую, с двухмесячной младшей дочерью на руках, помнит, как в нашей квартире ходили люди и обстукивали стены. Что-то, видимо, искали. Потом уже объяснили, что отца посадили на 10 лет без права передач и переписки. Брата отца тоже репрессировали, что с ним стало, нам неизвестно.

Маме, имеющей на руках троих малолетних детей и потерявшей кормильца семьи, пришлось устраиваться на работу. Она продала оставшуюся от отца скорняжную машину и купила швейную машину «Зингер». Сначала работала на дому (шила рабочую одежду, рукавицы и т. д.), а потом, когда дети стали ходить в «очаг» (так раньше называли детский сад), начала работать швеёй на предприятии. Никаких пособий на детей тогда, естественно, она не получала.

Началась война, блокада. Мама пережила всю блокаду в городе. А нас троих в апреле 1942 г. эвакуировали в Армавир. В то время к Армавиру подступали немцы,  нас спешно раздавали местным жителям. Меня взяла одна женщина и увезла в станицу, которую вскоре заняли немцы, а остальных детей отправили дальше. По дороге Зубайда умерла от дизентерии, а Надия оказалась в детском доме в Киргизии на озере Иссык-Куль.

В 1945 г. дети, у которых родители оказались живы, из детских домов вернулись в Ленинград. Мы с сестрой Надией вернулись к маме, но уже не в ту квартиру, где жили с отцом, а в комнату в коммунальной квартире на втором этаже, куда во время войны переселяли всех с верхних этажей в целях безопасности.

После разоблачения культа личности Сталина Хрущёвым мы получили извещение о смерти и реабилитации отца. В свидетельстве о смерти было указано, что он умер от рака печени в 1943 г. И только несколько лет спустя нам пришло сообщение о том, что отец был расстрелян в 1938 году 5 мая, т. е. спустя два месяца после ареста. С большим трудом удалось тогда получить компенсацию за смерть отца в размере его двухмесячного оклада на работе. На эти деньги мы смогли купить оттоманку и электропроигрыватель «Юбилейный».

Факия Вели-Ахметовна Челищева,
С.-Петербург

Вели-Ахмед Фахрудинович Халитов расстрелян по так называемому Списку финских шпионов № 15. В предписании на расстрел значится 53-м из 90 приговорённых к высшей мере наказания. Все расстреляны 5 мая 1938 г. и помянуты в 10-м томе «Ленинградского мартиролога». – Ред.