Рутинг Бруно Альбертович
Рутинг Бруно Альбертович, 1914 г. р., уроженец и житель г. Ленинград, немец, беспартийный, ст. техник Института киноинженеров, проживал: Турбинная ул., д. 4, кв. 20. Арестован 14 марта 1938 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 28 августа 1938 г. приговорен по ст. ст. 58-6-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 6 сентября 1938 г.
БРУНО АЛЬБЕРТОВИЧ РУТИНГ
Мой отец, Рутинг Бруно Альбертович, родился 23 января 1914 г. в Петербурге. Отец его – Рутинг Альберт Мартинович, латыш, приехал в 1906 г. из Митавы. До революции – коммерческий директор картонажной фабрики «Фридрих Кан», в 1938 г. бухгалтер Текстильного института, умер в 1955 г. в Ленинграде. Мать – Берта Эдмундовна Рутинг, немка из Риги, дочь владельца фабрики, умерла в 1934 г. Сестра – Вера Альбертовна Рутинг, 1916 г. рождения, моя тётя, была репрессирована и всю жизнь с 1945 г. прожила в Таджикистане; её муж Гейзер Роберт в 1941–48 гг. находился в трудармии на Урале, и семье в 1945 г. отказали во въезде в Ленинград. С 1995 г. тётя живёт с детьми в Берлине.
По окончании школы в 1931 г. отец начал работать в Гипроводе, а по окончании Топографических курсов с 5 мая 1932 г. работал на заводе 208 им. Коминтерна в качестве радиомонтёра, техника, старшего техника. В 1936 г. окончил Энерготехникум и учился заочно на втором курсе Института связи. В 1937 г. был переведён в Институт радиовещательного приёма и акустики на должность инженера радио и проработал до 5 января 1938 г., когда был уволен по сокращению кадров. С 15 февраля 1938 г. работал в Институте киноинженеров старшим техником лаборатории акустики.
Тётушка Вера говорит, что Бруно «стоял у истоков телевидения». Он был умница, одержимый знаниями, он много учился и работал. Стал мужем и отцом. Я родилась 29 июля 1937 г., но своего отца не запомнила. В деле отца есть строка: «дочь Алла Бруновна – 71/2 месяцев». В доме не было его фотографий.
В 1945 г. меня удочерил Шведов Николай Николаевич, муж мамы. В 12 лет меня стало остро волновать моё происхождение. Жив был дед Альберт, я с ним общалась; он не переставая запрашивал все инстанции о судьбе сына; все ответы возвращались в Большой дом, а оттуда молчание; дед умер в 1955 г. от рака – это был результат постоянной тревоги и стресса.
В 1958 г. мы получили справку: реабилитирован из-за отсутствия виновности; умер в 1943 г.; диагноз «хроническая дизентерия». После прочтения повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» со мной был шок, я много плакала.
Получив в 1995 г. справку пострадавшей от репрессий, я узнала о «ВМН» (я раньше не понимала, что это), тогда я мысленно похоронила отца 6 сентября 1938 г.
31 января 2002 г. я познакомилась с «Делом № 43754–38 г.». Отца арестовали 14 марта, а 19 марта он «сознался в своих преступлениях», «показал» об участии в «контрреволюционной шпионской националистической организации, созданной в 1930 г. резидентом германской разведки пастором Вагнером, настройщиком Зейделем, органистом Лиссом…». Всего вместе с отцом обвинялись 14 человек. А с пастором Вагнером, настройщиком Зейделем, органистом Лиссом отец никогда не был знаком, они даже не проходили по одному делу. Единственное, что их объединяло, это национальность.
Мне 72 года. У меня сын и дочь, двое внуков. Мы все помним нашего отца, деда, прадеда. Светлая ему память и царство небесное.
Алла Николаевна Руднева, г. Находка
К памятной записке моей племянницы Аллы Николаевны Рудневой (Шведовой-Рутинг) могу добавить, что события того времени оставили неизгладимый след в моей жизни. Память о погибшем брате, Бруно Альбертовиче Рутинге, свята, а об исполнителях воли правителя-убийцы – неистребима.
Когда уводили брата из дома, на мой вопрос, – «За что, он же ни в чём не виновен», – мне ответили: «Мы знаем, что он невиновен, но таков приказ». Все хитросплетения следователей (или кто там они были) о существовавшей шпионско-диверсионной группе во главе с пастором Вагнером – сплошная ложь, во всяком случае, об участии в ней моего брата. Мы с братом были очень дружны и поверяли друг другу всё самое сокровенное. Он вёл открытый образ жизни, имел друзей (главным образом, бывших соучеников по школе). Очень увлекался радиотехникой и много времени проводил за чтением специальных журналов и сбором радиоприёмников. Увлекался спортом – лыжами и плаванием, чем заразил и меня. Он не был трусливым человеком, не был предателем ни для своих близких и друзей, ни для своей Родины. Я уверена, что мнимые показания о принадлежности к преступной группе вырваны у него каким-то страшным шантажом, угрозами или пытками, нечеловеческими истязаниями. Только пережившие это (свидетели и пострадавшие) могут сказать, как эти показания добывались. Хотелось бы знать, как сами исполнители-палачи могли это переносить изо дня в день и остаться живыми, не сойти с ума, не покончить жизнь самоубийством от сознания содеянного. А что чувствовал главный зачинщик и исполнитель – «отец и вождь народов»? Нет слов, чтобы выразить свою боль и негодование.
Я сама тоже перенесла большую горечь в жизни: будучи немкой, вышла замуж за немца (бывший студент Университета, где я училась). В августе 1941 г. мы с мужем и группой геологов были направлены в экспедицию на Урал. А в 1942 г. я стала женой трудармейца – мужа отправили в Челябинск-Кыштым. Меня не тронули, т. к. я была беременна. В 1945 г. меня вызвали на работу в Ленинград, и я с маленькой дочкой отправилась в наш родной город. Однако мне там отказали в прописке и предложили в 24 часа убираться, перечеркнули возможность когда-либо жить в моем дорогом, любимом городе детства и юности. Несмотря на то, что мой отец – латыш и всю блокаду пережил в Ленинграде. В 1948 г. нашу семью – меня, мужа и дочь – с Урала отправили на спецпоселение в Среднюю Азию, в город Ленинабад. Приехали мы без денег, без вещей, страшно бедствовали, и только потом, спустя годы, немного встали на ноги. Будучи прикованными к городу, мы не смогли работать по специальности, т. е. заниматься геологией. Университетское образование помогло всё же найти работу, но пришлось резко изменить профессию, учиться в процессе работы.
Наш отец всё время после ареста Бруно писал во все инстанции и долгие годы надеялся, что он жив. Не помню, из какого источника, но наконец он получил ответ, что Бруно якобы умер в 1943 г. Это известие отца доконало. Он тяжело заболел – рак пищевода, и 2 января 1955 г. умер. От дочери Бруно Аллы, из боязни ещё возможных последствий событий 1937–38 гг., долгое время скрывали, что она не родная дочь отчиму – Н. Н. Шведову. Дед нашел её через Гороно и школу г. Ставрополя. Родители были вынуждены всё рассказать, она приехала в Ленинград и впервые увидела своего деда, а позднее и меня, свою тётю.
Моего друга Николая Аносова ещё раньше постигла та же участь, что и Бруно. Я знала, что Аносовы вернулись в 1936 г. из Харбина, куда по контракту с КВЖД мать уезжала с сыном. Коля в Харбине закончил школу, а в Ленинграде устроился работать младшим техником в Оптический институт. Его арестовали 2 октября 1937 г., и он бесследно исчез. Коле, как и мне в то время, было 22 года. Безжалостная машина уничтожила его, как и многих других, а также моего брата. Его мать арестовали вдали от Ленинграда во время отпуска. Как я теперь понимаю, вся вина обоих была – нахождение в Харбине в течение нескольких лет. Она провела 10 лет в ГУЛАГе, затем в ссылке в Казахстане. После 1953 г. добилась возвращения в Ленинград и получила известие о реабилитации и смерти сына. Мне удалось с ней встретиться. Некогда красивая, энергичная женщина превратилась в старуху с трясущимися головой и руками. Вскоре я узнала, что она умерла.
Пусть мои дети знают, что память об их дяде находится в Книге памяти в нашем любимом городе.
Вера Рутинг, г. Берлин
Бруно Альбертович Рутинг расстрелян по так называемому Списку немецких шпионов № 22. В предписании на расстрел значится 55-м из 73 приговорённых к высшей мере наказания. Все кроме троих, чья судьба пока неизвестна, считаются расстрелянными 6 сентября 1938 г. Все помянуты в 10-м томе «Ленинградского мартиролога».
Пастор Вольдемар Мартынович Вагнер арестован и выслан из Ленинграда после убийства Кирова. Дальнейшая судьба неизвестна.
Эрнест Густавович Зейдель и Вольф Фёдорович Лисс расстреляны по так называемому Списку немецких шпионов № 18. Помянуты в 10-м томе «Ленинградского мартиролога».
Николай Николаевич Аносов перед арестом работал фрезеровщиком Кировского завода. Расстрелян по так называемому списку № 1 харбинцев – японских шпионов. В предписании на расстрел значится 36-м из 50 приговорённых к высшей мере наказания. Все считаются расстрелянными 15 октября 1937 г. и помянуты во 2-м томе «Ленинградского мартиролога».
Анатолий Разумов
