Равич Моисей Семенович

Равич Моисей Семенович, 1881 г. р., уроженец г. Витебск, еврей, беспартийный, член Коллегии защитников, проживал: г. Ленинград, ул. Некрасова, д. 60, кв. 84. Арестован 11 февраля 1938 г. Особой тройкой УНКВД ЛО 8 июня 1938 г. приговорен по ст. ст. 58-10-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 18 июня 1938 г.

МОИСЕЙ СЕМЁНОВИЧ РАВИЧ

Моисей Семёнович Равич

Мой дед, Моисей Семёнович Равич, родился в 1881 г. в Витебске. Какими способностями и трудолюбием должен был обладать мальчик из беднейшей семьи, чтобы поступить в Витебскую гимназию и закончить курс с золотой медалью! В Петербургском университете ему приходилось заниматься репетиторством – чтобы помочь получить образование младшему брату, но юридический факультет он также закончил с золотым дипломом. Он стал помощником присяжного поверенного, а вскоре одним из лучших судебных ораторов, на его защитные речи съезжалось большое количество публики. Так он познакомился со своей будущей женой Веллой, очень красивой девушкой, слушательницей женских курсов. Отец Веллы, в прошлом промышленник, продал своё дело и переехал с семьёй в Петербург.

События 1917 г. исковеркали судьбы миллионов людей. Моисей Семёнович с женой покинули Петроград и чудом добрались до Ялты. Здесь он преподавал в Народном университете, сотрудничал в эсеровской газете «Южное слово», защищал коммунистов, многих спас от расстрела, помог бежать. В 1920 г. Красная армия подступила к Крыму, но М. С. отказался от эмиграции: он не мыслил жизни вне Родины, профессия адвоката – смысл его жизни, русский язык – его инструмент. Красные вступили в Крым, М. С. бежал… в Петроград, где на второй день его забрали в ЧК, но благодаря помощи друзей быстро освободили.

Много, очень много людей нуждались в защите, совете. Равич участвовал в судебных процессах как государственный защитник, принципиально не занимался частной практикой, категорически не принимал гонораров, подарков от подзащитных, даже красивые фруктово-винные корзины из Елисеевского магазина отправлял обратно. Он был честен, бескорыстен, разумно добр: никогда никому не отказывал в помощи.

В 1922 г. в стране искусственно создан голод. ВЦИК под предлогом помощи голодающим издал декрет об изъятии церковных ценностей. Пролита кровь в Шуе, где по приказанию Ленина расстреляны пытающиеся защитить церковное достояние верующие; ревтрибуналы судят «контрреволюционеров в рясах» в Москве, Смоленске, Новгороде, Петрограде… Церковь готова и безо всяких декретов жертвовать ценности в помощь голодающим, митрополит Петроградский Вениамин лишь просит, чтобы передача происходила добровольно и настаивает на необходимости контроля верующих над превращением ценностей в хлеб. Власть ответила арестами. В Петрограде по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей на скамье подсудимых оказались 87 человек. Среди них митрополит Петроградский Вениамин, видные священнослужители, университетские профессора, простые миряне. Митрополита Вениамина защищал Яков Самуилович Гурович, профессора Юрия Петровича Новицкого – второе лицо на процессе, – Моисей Семёнович Равич. Защитники понимали, какой опасности подвергаются: участвовать в процессе означало подписать приговор самим себе. Но как отказать людям, которым угрожает смерть? В последний момент, не выдержав нервного напряжения, заболел защитник Гиринский, Моисею Семёновичу предложили защищать и свою, и его группы подсудимых. Он согласился, хотя жена стояла перед ним на коленях: «Жизнь будет загублена», – говорила она. (Второй раз – уже в 1937 г., в Ессентуках, когда друзья из Ленинграда приехали с предупреждением о предстоящем аресте Моисея Семёновича, она на коленях умоляла его согласиться уехать во Францию. Он не уехал. А Гурович уехал после процесса 1922 г. и остался жив, читал лекции.) Моисей Семёнович приступил к защите второй группы подзащитных почти без подготовки. Впрочем, защитники понимали, что это был не суд, а расправа преступной власти над ни в чём не повинными людьми. Выступления защитников вызывали ярость большевиков, неоднократно поднимался вопрос о взятии их под стражу. М. С., по словам Веллы Наумовны, каждый раз, уходя, со всеми прощался. Защитники тщетно призывали судей к соблюдению закона и просили приобщить к делу документы, доказывающие невиновность обвиняемых.

Университетский профессор уголовного права Юрий Петрович Новицкий был председателем правления Общества православных приходов. Среди его друзей были А. Ф. Керенский, философ Л. П. Карсавин, социолог П. А. Сорокин. Карсавин весной 1922 г., накануне высылки на «философском» пароходе, навестил Новицкого и, прощаясь, сказал: «Юра, подумай ещё раз, поедем. Здесь ничего не будет. Ты погибнешь». «Здесь моя Родина, я останусь», – ответил Новицкий, по словам его дочери Ксении. Согласно своей общественной должности, Новицкий осуществлял связь церкви с властью. Когда стали закрывать храмы, он наладил посещение квартир и составление списков людей, готовых войти в новый приход, он восстановил приходскую жизнь с тем, чтобы спасти церковь. На суде его спросили: «Какую деятельность по отношению к церкви проявляли до революции?», ответ был: «Я подавал кадило, был пономарём».

5 июля 1922 г. Петроградский губревтрибунал приговорил Новицкого к расстрелу. Не помогли ни доказательства, ни речи, ни просьба о помиловании: «Как защитник его, приношу верховному органу Рабоче-крестьянской власти последнюю его просьбу: учесть то, что он всю жизнь боролся против смертной казни, что он всю жизнь свою посвятил брошенным чужим детям, а теперь сам ждёт смертной казни и оставляет 14-летнюю дочь без матери круглой сиротой. М. Равич». Митрополит Вениамин, архимандрит Сергий, профессора Новицкий и Ковшаров приняли мученическую смерть в ночь на 13 августа. Постановлением Синода Русской Православной церкви в 1992 г. они были причислены к лику святых новомучеников и исповедников Российских.

Перед гибелью Юрий Петрович передал через свою вторую жену, Ксению Леонидовну Брянчанинову, принадлежавшее ему прекрасной работы маленькое распятие чёрного дерева «для адвоката Моисея Семёновича, наотрез отказавшегося от всякого вознаграждения и согласившегося принять лишь изображение Креста с распятым на нём Христом». Так Моисей Семёнович на духовном уровне принял и крещение, и благословение от будущего новомученика, святого Георгия.
В семье Равичей бережно хранили распятие, оно исчезло в 1938 г. при аресте.

Моисей Семёнович всегда много работал до поздней ночи, но это не мешало ему иметь много друзей, любить и хорошо играть в шахматы, быть прекрасным отцом двух дочерей: София родилась в 1922 г., Надежда – в 1930 г. Моисей Семёнович придавал большое значение образованию: его нельзя отнять, нельзя конфисковать. Он успевал проверять домашние задания Софьи, объяснять непонятное, посещать родительские собрания, охватить музеи, театры, спорт, книги и танцы… Летом семья жила на даче в Сестрорецке, и Софья, каждый день встречая отца с электрички, рассказывала ему новое выученное стихотворение. К 14 годам она свободно владела французским и немецким языками, а Надежду с трёх лет учили французскому и английскому. Не успели…

В 1935 г. Моисей Семёнович получил повестку из НКВД, был арестован и осуждён к высылке вместе с семьёй. Спасло вмешательство Вышинского, который его лично знал. Один за другим исчезали коллеги, товарищи. Его терзала мысль о судьбе жены и дочерей. По вечерам на лестничной площадке его всегда поджидали люди, нуждающиеся в помощи, совете. Они боялись звонить в дверь, т. к. Равичей давно «уплотнили», в квартире проживали ещё две семьи.

В 1937 г. в его кабинете появился чёрный чемоданчик: бельё, мыло, зубная щётка. Дочери замечали, что отец каждое утро подходит к окну, выходящему во двор. Он стоял неподвижно минут 10, губы его шевелились. На карниз слетались голуби. «Мама, – спросила Надежда, – почему папа стоит у окна?». «Он любуется голубями, не мешай ему», – ответила мама. Через 20 лет в ответ на тот же вопрос она пояснила: «Он молился, просил у Бога сил, чтобы прожить день и, главное, ночь». Эта ночь наступила 11 февраля 1938 г. Всю ночь в квартире шёл обыск, простукивали стены, искали ценности. К утру всё сколько-нибудь ценное было собрано, кабинет опечатан. Восьмилетнюю Надежду разбудил разговор двух сотрудников НКВД, обсуждавших, стоит ли обыскивать постель. Отказавшись от этой идеи, они разрешили Моисею Семёновичу проститься с дочерью. Он поцеловал дочь и сказал: «Я скоро вернусь».

Началась новая жизнь: прокуратура, тюрьма, передачи… София писала Молотову, Вышинскому. В следственном деле хранится её письмо: «Дорогой товарищ Сталин, вам пишет София Равич, дочь адвоката М. С. Равича. Мне пятнадцать лет, я учусь в седьмом классе. Пожалуйста, пересмотрите дело моего папы. Он честный, хороший, добрый человек». Его расстреляли, а она всё писала. После 18 июня уже не приняли передачу. Из окошечка раздалось: «10 лет без права переписки».

Когда Моисей Семёнович был ещё жив, он чудом сумел передать на волю записку, но не семье, а товарищу, заменившему его на процессе. Защитнику на стол упал комочек бумаги, где было написано: «Спасибо. Жму руку. М. Равич». И последний привет из «Крестов»: со слов заключённых, с ними сидел подсудимый с седой бородой, который всех отвлекал, утешал, читал интересные лекции.

Вскоре пришли за Веллой Наумовной. Как «жену врага народа» её выслали в Рыбинск вместе с Надеждой, а Софии разрешили остаться с бабушкой до окончания школы. После окончания школы София училась в университете, в институте иностранных языков, каждые несколько месяцев её с милицией выселяли из комнаты и на тележке вывозили её вещи на вокзал, заставляя ехать в ссылку в Рыбинск, но она тут же возвращалась и оставалась в Ленинграде – когда при помощи коллег её отца, когда и самовольно.

Судьба жены Веллы Наумовны в ссылке была ещё страшнее. Её арестовали и бросили в лагерь, не сообщив дочери, где она находится. На одном берегу Волги – город Рыбинск, а на другом – огромное кольцо лагерей. Надежда искала и нашла свою маму. Потом Веллу Наумовну перевели в другой лагерь, и дочери снова не знали, где она.

Велла Наумовна вышла из заключения в 1956 г. неузнаваемо изменившимся человеком, прожила недолго и о лагерной жизни вспоминать не любила. Только однажды сказала, что в Рыбинске следователь бил её рукояткой револьвера, подводил к окну и говорил: «Вон ваша дочка бегает, ищет вас… Если не подпишете, мы её заберем сюда…». Когда Моисея Семёновича реабилитировали, на запрос семьи сообщили, что «отсутствует состав преступления», что он скончался в 1941 г. от рака лёгкого, а место смерти неизвестно.

В 1989 г. дочери смогли ознакомиться с делом отца. Пухлая папка грязно-серого цвета. Мелькают протоколы допросов, очных ставок. Ему припомнили работу в Крыму, статьи в газетах, а, главное, участие в процессе по изъятию церковных ценностей. Теперь известно, что пришлось выдержать миллионам безвинных жертв: пытки, побои, знаменитый конвейер, когда заключённых держали на «стойке» без сна и пищи по несколько суток. Моисей Семёнович выдержал. И всюду его почерком: «не признаю, не состоял, не знаком, нет, нет»… Он так хотел вернуться… Не пришлось. В деле сохранилось маленькое фото девушки в тёмном беретике, которое он держал при себе до конца. София, любимая дочь.

А вот его фотография: умный, мужественный, измученный человек. «Виновным себя не признал». Его расстреляли 18 июня 1938 г., через 16 лет после Юрия Петровича Новицкого. Свершился промысел Божий: Моисей Семёнович вслед за Юрием Петровичем до конца прошёл крестный путь, на который Юрий Петрович его когда-то благословил.
Святый новомучениче Георгие, моли Бога о нас!

Ирина, внучка М. С. Равича, дочь Софии Равич,
регент подворья Череменецкого Иоанно-Богословского монастыря,
регент подворья Тихвинского монастыря в С.-Петербурге

Моисей Семёнович Равич расстрелян как участник «контрреволюционной эсеровской организации» согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 350. В предписании на расстрел значится 34-м из 99 приговорённых к высшей мере наказания. Все считаются расстрелянными 18 июня 1938 г. и помянуты в данном томе. См. также выше воспоминания об однодельце Равича Павле Николаевиче Медведеве. По этому делу не был расстрелян только 72-летний Карл Гугович Рауш. Находясь в ссылке, он в 1939 г. просил о пересмотре дела, заявляя: «Следствие велось методами, совершенно невероятными в условиях социалистического государства, меня оскорбляли, издевались, поносили площадной бранью, угрожали мучительной смертью (кишки выпустим и т. п.), угрожали арестом жены и сына, трясли за плечи, били по голове, замахивались стальной рапирой. На мои протесты следователь отвечал окриком – закон это я и в моём кабинете я имею все полномочия тебя уничтожить».
Велла Наумовна Равич помянута в Ярославской Книге памяти «Не предать забвению». – Ред.