Гехт Моисей Ошерович

Гехт Моисей Ошерович, 1904 г. р., уроженец г. Гомель, еврей, член ВКП(б) в 1925-1935 гг., техник Балтийского завода, проживал: г. Ленинград, пр. 25 Октября, д. 22/24, кв. 72. Арестован 4 февраля 1935 г. Особым совещанием при НКВД СССР 10 февраля 1935 г. осужден за "содействие контрреволюционной зиновьевской группе" на 4 года ссылки. Отбывал наказание в г. Енисейск Красноярского края, не работал. Вновь арестован и осужден в 1937 г. Отбывал наказание в Севвостлаге (Колыма). Тройкой УНКВД по Дальстрою 10 августа 1938 г. приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 13 августа 1938 г.

МОИСЕЙ ОШЕРОВИЧ ГЕХТ

Моисей Ошерович Гехт  Моисей Ошерович Гехт с семьей

Мой отец, Гехт Моисей Ошерович, 1904 г. рождения, уроженец г. Гомеля, переехал в Ленинград в 1922 г. С августа 1925 г. работал на Балтийском заводе, куда поступил как подручный сборщика в цех клёпки. Имея образование 4 класса начальной школы, окончил при заводе рабфак, затем Институт инженеров узкой специальности по специальности «инженер теплосетей». На заводе освоил специальности и должности от электромонтёра до техника 6-го разряда энергосекции. Был активным рационализатором, рабкором заводской газеты.

С завода отец был уволен 8 февраля 1935 г. с формулировкой «за невозможностью использовать» (что в действительности значило – в связи с арестом). Согласно документам, он был осуждён за участие в контрреволюционной организации. Некоторое время отец находился в «Крестах», затем 28 февраля 1935 г. был выслан в город Енисейск Красноярского края на срок 4 года.

Туда же весной 1935 г. была выслана на неопределенный срок моя мама, Гехт София Залмановна, 1905 г. рождения, вместе со мной, дочерью Елизаветой, 1931 г. рождения.

О том, что мама была выслана, она узнала только в пятьдесят восьмом году, когда пришли документы о реабилитации. Ведь когда папу забрали и отправили в Сибирь, к маме пришли товарищи из органов и сказали: «Не хотели бы вы поехать вместе с дочкой туда, где живёт сейчас ваш муж? Вам там будет хорошо, это хороший город». Мама сказала: «Ну, конечно, если можно, то я сразу уеду». Эти же самые товарищи помогли нам собраться, упаковаться, машину подогнали. И мама всё это время говорила: «Какие хорошие люди». Всё было так патриархально. Маму довезли и посадили в поезд, чтобы она по дороге не убежала. И мама считала, что очень хорошо с ней поступили. Она не поняла, что это ссылка, потому что ей не предъявили никакого документа, ни одной бумажки, ничего. Просто спросили, хочет ли она ехать к отцу. Они молодые были, любили друг друга, конечно, она хотела с ним быть.

В Енисейске отец на работу не мог устроиться, мать работала фельдшером инфекционного отделения Енисейской горбольницы. В 1937 г. отца отправили в распоряжение Дальстроя. Очень хорошо помню, как папу забрали. У нас очень хорошие хозяева были на квартире, где мы жили: Кузнецовы – он бухгалтер, жена его портниха – очень интеллигентные люди, прекрасно к нам относились. Все вышли, стали прощаться. Отец спокойно очень держался, я это помню. А потом мне сказали: «Девочка, хочешь папу проводить?». Я сказала: «Хочу». Колясочка с лошадьми была на два человека, впереди кучер сидел, сзади запятки, куда можно было встать. Рядом с папой ещё человек сидел. Я встала на запяточки, папу обняла и доехала с ним до конца улицы. Потом мне сказали: «Девочка, прощайся с папочкой». Я его поцеловала и побежала назад. Мама здесь же была, никто не плакал, не было слёз, никто, видимо, не ожидал такого финала. Когда я увидела такой момент, один к одному, в фильме «Утомлённые солнцем», была потрясена. Прямо, как будто я кому рассказывала это.

От отца пришло письмо, что он находится на прииске «Бодайбо», больше мы никаких известий о нём не имели. Мать уволилась в связи с декретным отпуском. Мы уехали вначале в Ленинград, где проживание наше было нежелательно, затем на Украину, на родину матери в город Городня Черниговской области. У меня мама вообще была очень выдержанная, я в своей жизни видела, что она плакала, два раза. В сороковом году, когда мы жили на Украине, маму вызвали в органы, и она пришла оттуда вся в слезах. Она так плакала, всю ночь плакала! Она сказала, папе прибавили ещё десять лет без права переписки. Уже папы моего и в помине не было, так что это какое-то издевательство. Второй раз мама плакала, когда получила письмо из Ленинграда, что её родители умерли в Блокаду. Ревекка Мееровна Ицкович умерла от заворота кишок, поев щи, принесённые её дочерью с работы на окопах. Её похоронил у стены еврейского кладбища сын, мой дядя, который служил в артиллерии и защищал южную часть города. Залмана Берковича Ицковича при эвакуации сняли умершим с поезда.

В 1958 г., затем в 1991 г. были получены документы о реабилитации моего отца и моей матери.
Справка из Магаданского облсуда гласила, что 11 января 1958 г. отменено постановление Тройки УНКВД по Дальстрою, которым Гехт Моисей Ошерович осуждён к расстрелу, и дело производством прекращено за отсутствием состава преступления.

Елизавета Моисеевна Гехт,
С.-Петербург

Моисей Ошерович Гехт помянут в данном томе, а также в Магаданской Книге памяти «За нами придут корабли…».
При подготовке текста воспоминаний использована запись, сделанная Ольгой Александровной Комаровой. – Ред.