Пушницкий Борис Сергеевич

Пушницкий Борис Сергеевич, 1887 г. р., уроженец и житель г. Ленинград, русский, беспартийный, нач. лаборатории и гл. химик шинного производства завода "Красный треугольник", проживал: наб. кан. Круштейна, д. 27, кв. 4. Арестован 17 марта 1937 г. Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в г. Ленинград 24 августа 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-7-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 24 августа 1937 г.


БОРИС СЕРГЕЕВИЧ ПУШНИЦКИЙ

Борис Пушницкий, отец моей матери, был расстрелян в августе 1937 г., когда старшему из его трех внуков было всего 6 месяцев. Говорят, что свидетельства минувших дней идут от дедов к внукам. Но они деда никогда не видели. Всё, что они знают о нем, – только из рассказов старших в семье, а то, что он знал для них, ушло с ним.

Когда хоронят человека, то его родственники говорят что-либо о покойном над открытой могилой или в крематории, а священник читает молитвы. В СССР десятки миллионов людей, ставших жертвами режима, были лишены этой возможности. Пушницкий – один из этих десятков миллионов...

Борис Сергеевич родился в Петербурге в 1887 г. Окончил Императорский Технологический институт, работал по специальности (он был инженер-технолог) и не имел никакого отношения к политике.

В 1917 г. судьба забросила его вместе с женой и пятилетней дочкой в Батуми, откуда они 4 года возвращались в Петроград через полыхающую гражданской войной Россию. За несколько месяцев до своей смерти, в начале 1966 г. вдова Бориса Сергеевича, моя бабушка, прочитала роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Никогда не забуду ее слов о путешествии героя романа по революционной России: «Всё – чистая правда, я сама это всё видела своими глазами и испытала на себе и на своей семье».

В 1920 г. семья Пушницких, оказавшись в Ростове, встретила там брата бабушки Виктора Викторовича Николаева, который со своей дочерью ехал из Петрограда в Румынию (оттуда впоследствии он перебрался в Париж, где и прожил до конца дней своих). Виктор Викторович уговаривал Пушницкого «одуматься» и ехать с ним в Европу, в Париж или Берлин. (Языковых проблем у Пушницкого не было. Его мать, Генриетта Павловна, урожденная Грисхабер, почетная гражданка Петербурга, была немка. Немецкий язык был вторым в доме, неплохо Борис Сергеевич знал и другие европейские языки. Была у него в руках и хорошая специальность.) На все уговоры Пушницкий отвечал, что он – инженер и политикой никогда не занимался и не хочет заниматься. Он хочет вернуться в свой родной город и в свой дом и продолжать заниматься любимой работой: специалисты нужны при любой власти, и он будет работать, как работал раньше.

И он вернулся в Петроград и работал сначала на фабрике Веры Слуцкой, а затем на «Красном треугольнике», где был начальником лаборатории и главным химиком шинного производства. Политика его действительно не интересовала, но, как выяснилось впоследствии, политика интересовалась им...

В 1937 г. Пушницкий был обвинен в шпионаже и в покушении на убийство Кирова и 24 августа 1937 г. приговорен к «десяти годам без права переписки». Такие «приговоры» исполнялись в тот же день.

Дело по обвинению Пушницкого Бориса Сергеевича было пересмотре­но 12 декабря 1956 г., приговор отменен, дело прекращено за отсутствием состава преступления, а обвиняемый реабилитирован посмертно. В свидетельстве о смерти, I-ЮБ № 026312, выданном 11 февраля 1957 г. Свердловским загсом Ленинграда, указано, что Пушницкий скончался 13 декабря 1939 г., причём причина смерти не установлена. 33 года спустя, 15 ноября 1990 г. Василеостровским загсом было выдано новое свидетельство, V-АК № 402153, где стоит дата смерти 24 августа 1937 г., а причина смерти – расстрел. Но это так, канцелярские мелочи. Осталось неизвестным место захоронения, но и это, конечно, не главное, ибо вся Россия – это гигантское ритуальное кладбище советского режима, которое начинается у Кремлевской стены и кончается на дальних рубежах. Порядка на кладбище пока нет, без покаяния это невозможно.

Владимир Эмильевич Фельд, С.-Петербург

 

Биографическую справку о Пушницком см. в 4-м томе «Ленинградского мартиролога» (с. 391).

Анатолий Разумов