Мартынов Василий Никитич (Николаевич)

---

ИВАН АНДРЕЕВИЧ МИХЕЕВ

Автобиография Ивана Андреевича Михеева

Я родился в 1905 г., 27 января, в деревне Шиляково-I Кирилловского района Череповецкого округа в простой крестьянской семье. После раздела двора отец имел дом и одну корову, в силу чего не представлялось возможности работать в своем хозяйстве все время, а уходил на отхожие заработки: сплав, земляную и т. п.

В 1911–1912 гг. отец был в батраках у лесничего, в 1913 г. он поступил на почту сторожем, а потом был почтальоном 7 лет, в 1921 г. уволилися в силу того, что матери с нами в сельском хозяйстве работать было трудно, а порвать связь с крестьянством не мог в силу того, что его заработок не обеспечивал к существованию.

С 8 лет я пошел в с/школу учиться, которая была в 2-х верстах. Окончив с/школу, я поступил в высшее начальное училище в г. Кириллов. Проучившись два года, от дальнейшего учения пришлось отстать за неимением средств, и стал работать в с/хозяйстве. В 1920 г. ездил на работу в Вятскую губернию, с целью прокормить себя и привезти хлеба для семьи.

В 1921 г. поступил на почту учеником надсмотрщика; пробыв последним один год, был назначен линейным надсмотрщиком на IV телеграфный участок.

С 1 ноября 1921 г. [...] был уволен по сокращению штатов, с 1 апреля 1922 г. опять был назначен надсмотрщиком в Старую Ергу, с 1 апреля 1924 г. [...] уволен по той же причине, с 15 декабря 1924 г. вновь назначен заведующим почтовым агенством в с. Надпорожье Череповецкого округа, где и работал до ухода в Красную армию.

1 марта 1924 г. вступил в члены ВЛКСМ. потом один год был секретарем той же ячейки до организации волкома ВЛКСМ. С момента организации (1926 г.) до время ухода в Красную армию был членом бюро волкома, сразу был агитпропработником, а потом спортработником. Кроме непосредственной нагрузки принимаю участие в кампаниях, проводимых партийными и советскими организациями.

В настоящее время семейно-имущественное положение: отец, мать, брат, жена и сын (6 чел.). Отец и мать работают в сельском хозяйстве. Земли имеют: пашни 1,55 дес., сенокоса 1,91 дес., дом, лошадь и корова. Брат учится в лесном техникуме (на стипендии), сестра учится в 1-й ст., жена учительствует – член ВКП(б).

12 мая 1929 г. Михеев.

 

Председателю Президиума Верховного Совета СССР  т. Ворошилову К. Е.

Простите меня за то, что я отрываю Ваше дорогое время своим письмом!

9 октября 1937 г. мой брат, Михеев Иван Андреевич, 32-х лет, член ВКП(б) снят с занимаемой должности начальника Ленинградского Линейно-технического узла связи и арестован органами НКВД в Ленинграде.

За что, и какие результаты следствия или суда, я точно не знаю. Зная его хорошо и основываясь на тех данных, которые я изложу, мне кажется, что обвинение его не обошлось без клеветы. Я знаю его как брата, как человека, как гражданина и, отчасти, как хорошего работника.

Часто можно слышать, что автобиография и прошлая работа и жизнь не принимается во внимание. По-моему, это не совсем так, – так как человек складывается по своему характеру и отношению к труду и к обществу в результате его окружающей среды и работы, в результате воспитания тех масс, в которых он вырос.

Мы с ним родились в крестьянской семье деревни Шиляково I-е Кирилловского района Вологодской области. Наш отец, до революции на семью в пять человек имел 3/4 десятины земельного надела, одну избу и одну корову. Естественно, что своего хлеба всегда не хватало, и он все время занимался, кроме крестьянства, отходничеством (лесозаготовки, земляные работы и сплав). В течение 12 лет работал: сторожем лесничества, сторожем на почте и почтальоном. После революции наша семья имела 2,21 га земляного надела и в хозяйстве – корову и, иногда, лошадь. С 1926 г. наше хозяйство как маломощное освобождалось от единого сельскохозяйственного налога то полностью, то частично. Отец на 51 году скончался – в 1931 г. После смерти отца нашего хозяйства в деревне не стало, и земля передана в колхоз еще при больном отце. Мать живет при мне.

Мы с братом учились вместе и ходили в школу за 6 километров, ежедневно делая по 12 километров, так как средств на содержание квартиры в городе у отца не было. В свободное время от учебы мы работали в хозяйстве вместе с родителями с малых лет. Брат вначале окончил 5 классов и с 1922 г. в возрасте 13-14 лет он отстал от учебы в виду плохого нашего материального положения и поступил работать учеником на почту. Он работал без перерыва: на телеграфе, рабочим на линии, монтером, техником-практиком, а затем работал заведывающим почтового отделения в сельской местности до призыва в РККА. Он стал хорошим работником, знающим хорошо практическую работу.

В 1927 году он был призван в РККА на два года. Будучи в отдельной роте связи, он с хорошими показателями получил звание помощника командира взвода.

После демобилизации он продолжал работать в Связи по своей специальности и в 1929 г. был определен на курсы надсмотрщиков по телеграфу, после окончания которых работал в г. Красногвардейске на телефонной станции.

Осенью 1929 г. он был командирован и поступил учиться в Ленинградский электротехникум связи, который окончил в 1933 г. с хорошими показателями. В том же году он был направлен на работу в г. Псков на должность помощника начальника линейно-технического узла связи. В 1935 г. он там же был назначен начальником этого же узла и, одновременно, примерно последние полтора года, до мая 1937 г. он совмещал работу заместителя начальника Псковского окружного отдела связи по технической части. В 1937 г. он был переведен на работу в г. Ленинград на должность начальника Ленинградского линейно-технического узла связи.

За все время его работы он имел всюду хорошие отзывы, в армии – тоже. Он имел много поощрений от Ленинградского облисполколма, от Областного отдела связи. Был неоднократно премирован за отличные показатели работы и за перевыполнение плана. Он имел хорошие отзывы о своей работе и от воинских частей при маневрах, а также от погранслужбы Псковского округа. Это я заявляю отчасти с его слов и отчасти я видел документы, подтверждающие его хорошую и добросовестную работу. Под судом и следствием он не был. Его везде выдвигали на ответственную работу, а он как молодой работник энергично работал, не считаясь со временем и со своим здоровьем. Рабочие относились к нему хорошо. Он сам и испытал работу рабочего, он своим примером обучал работать. Это не удивительно, так как поднимать столбы, раскатывать проволоку, делать пайки, монтировать линию и т. д. он испытал на себе и каждую операцию умел делать собственными руками. Вот такая была его работа в течение многих лет на моих глазах.

Одним словом, 19 лет, с 13-летнего возраста он прошел замечательную школу в работе связиста-практика в армии, в техникуме. Он, молодой и энергичный работник, считался ценным руководителем. Поэтому его быстро выдвигали на руководящую работу. Ко всему этому надо прибавить главное: с 13 лет, с 1924 г. по 1927 г. он воспитывался в комсомоле и (с 1927 г. по последний его свободный день) в рядах ВКП(б). В комсомоле и в рядах ВКП(б) он считался выдержанным, активным и стойким членом, где его также выдвигали на руководящую работу и, в особенности, за пребывание в армии и в техникуме. Таким образом, среда, в которой он вырос и воспитывался, не могла воспитать из него врага народа, поэтому я считаю невероятным, что он причислен к врагам народа.

Все это изложенное и мой здравый смысл меня наводят на сомнение о правдивости осуждения моего брата. Мне кажется, что он был оклеветан людьми, впоследствии оказавшимися сами арестованными. О клевете на брата я знаю из его рассказов до его ареста.

Все то, что я Вам рассказал, и то, что я его знаю как преданного и честного работника, побудило меня обратиться к Вам с вопросом, можно ли проверить правильность полученного им наказания и выяснить, что действительно ли он оказался врагом народа. Убедительно прошу Вашего содействия узнать мне с матерью и сестрой ответ на поставленные нами вопросы!

Одновременно считаю необходимым сообщить следующее:

1. В 1938 г. органы НКВД сообщили матери, что брат осужден на 10 лет.

2. Рассмотрение дела и следствие производилось в г. Пскове.

3. С такою же просьбой я обращался в мае 1941 г. к тов. Жданову А. А., благодаря которого я узнал, что дело моего брата за № 383289 было направлено на рассмотрение в Верховную прокуратуру Союза ССР (отдел по спецделам) 21.5.41. Полагаю, что я результата этого рассмотрения не знаю из-за войны.

4. В 1948 г. я опять обращался в Прокуратуру Союза ССР с кратким заявлением по этому вопросу, сославшись на упомянутое письмо, и через Ленинградскую прокуратуру получил ответ в том, что он жив. Почему мой брат не освобожден по истечении назначенного ему срока наказания, я ответа не получил.

5. Краткие сведения о себе и о ближних родственниках:

Михеев Павел Андреевич, рожд. 1906, беспартийный. Семья: жена – домохозяйка, дочь – студентка, член ВЛКСМ, сын – учащийся, член ВЛКСМ. Сестра замужняя – член ВКП(б). Мое место работы – строительное управление Ленинградского военного округа – с 1932 г., старший инженер ПТО участка. В Отечественной войне – участник с 8.7.1941 по 28.11.1944 – на Ленинградском фронте (8, 55 и 67 армии).

6. Мой адрес: г. Лениград, 11. Думская, 7/24, кв. 55, комн. 44.

7. Настоящее письмо является по содержанию таким же, с каким я обращался к секретарю ЦК ВКП(б) Жданову А. А. 4.5.1941 г.

г. Ленинград, 14 апреля 1956 г. Михеев

 

Дело псковских связистов

По делу «контрреволюционной диверсионно-вредительской террористической шпионской группы «правых», существовавшей в системе Псковского окружного отдела связи, ставившей своей политической программой реставрацию капитализма в СССР», 24 декабря 1937 г. расстреляны: И. А. Михеев, А. И. Крыжановский, Н. Н. Николаев, Д. М. Щемелинский, М. Л. Лев, В. Н. Мартынов, В. В. Кудрявцев, Е. П. Банева.

Техник Островской телефонной станции Георгий Александрович Гук был осужден на 10 лет ИТЛ. В связи с этим же делом позднее осудили и многих других связистов.

Следствие вел старший следователь сержант ГБ Чеботарёв, оперуполномоченный 11-го отдела Псковского окротдела УНКВД ЛО. Им же подписано обвинительное заключение. И. А. Михеев не признал себя виновным ни на одном допросе, ни на одной очной ставке и сумел (что почти невероятно) не подписать ни одной напраслины на своих коллег. Между тем, в архивном деле сохранились яркие свидетельства о методах ведения следствия во Пскове.

В апреле 1940 г. заключённый Ивдельского лагеря Г. А. Гук рассказал об этом в заявлении в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС:

«Допрос продолжался 65 часов, за которые мне не было дано ни одного грамма пищи, ни одной капли воды, запрещено курить, и все эти 65 часов я должен был просидеть на стуле в жарко натопленной комнате, а одет я был в зимнее пальто и шапку; спать в течение этих 65 часов мне категорически запрещалось. Допрос шел в таком духе:

– Состоял ли ты в контрреволюционной организации? – Нет. – Расскажи как вредил. – Я не вредил и у меня никогда не было таких намерений. – О твоих вредительских деяниях нам дал показания твой бывший начальник (крепкое не цензурное подкрепление). – Покажите. – Покажите этой контрреволюционной гадине, если ему ещё мало слов советского следствия.

Ну а после этого показа, который выразился в крепком физическом внушении, осталось очень неприятное впечатление о следствии. И так без предъявления мне фактов моей «контрреволюционной работы» следователи, которые менялись каждые 8 часов, задавали мне, как попугаи, первые два вопроса, на которые получали всё время отрицательные ответы...».

В конце концов Гука довели до того, что он подписал «более мягкий» протокол, чем первый, который он в сердцах разорвал. Жалоба Гука, посланная из лагеря, а также жалоба его отца на имя Берии, ни к чему не привели. Допрошенный в связи с разбирательством Чеботарёв показал, что если к Михееву, например, применялись «стойки», то Гука никто не трогал.

В марте 1956 г. бывший нач. Псковского окротдела связи Михаил Иванович Устинов обратился с письмом на имя прокурора Военного гарнизона Пскова из Инвалидного дома при ст. Потьма Мордовской АССР, где он доживал свою жизнь после лагерей:

«5 марта 1956 г. Прокуратурой Зубово-Полянского района было, на основании Вашего письма, произведено дознание по моему делу. Я, ввиду своей болезни – паралича правой части туловища, включая и части головы, не имел возможности теперь точно и ясно дать свои показания. Членоразговорная речь страдает благодаря параличу и, естественно, в дознании 1956 года я мог только отрицать свою принадлежность к каким бы то ни было группировкам. Я, как и в заявлениях на имя секретаря ЦК КПСС и Генерального прокурора СССР, подтверждаю, что мною в 1937–38 гг. дознания были подписаны, не читая их, под действием нервного состояния. Всё, что в них было написано, является грубой ошибкой. [...] Очная ставка с Михеевым – да, была. Предварительно очной ставки часа за два было сделано нервное воздействие на меня. После, первоначально дали мне подписать протокол этой ставки. После этого Михеева привели, поставили шагов за 7 до меня и ему не дали разговаривать со мною. Здесь я виноват. Погубил человека ни за что. Учитывая состояние нервов, я подписал чего и не было».

23 июля 1956 г. Военный трибунал ЛВО реабилитировал Г. А. Гука и связистов, расстрелянных 24 декабря 1937 г. в Ленинграде. Реабилитированы ныне и М. И. Устинов, и все связисты, осужденные по смежным делам.

Анатолий Разумов