ИВАН АНДРЕЕВИЧ РИЕХКАЛАЙНЕН
Отец родился 19 апреля 1898 г. Предки его крестьяне, их могилы затеряны на дудергофской Церковной горе (ст. Можайская). Когда-то в окрестностях Царского Села находилась деревня Риехкала, по фамилии его предков. Таким образом, потомки хранят память о своей родине. С молодости отец помогал больным родителям с семьёй старшего брата Петра, которого в 1915 г. взяли на германскую войну. Но он всегда мечтал учиться и в 1921 г. поступил в Троцкий (Гатчинский) финский педагогический техникум. По окончании техникума 15 июня 1925 г. ему было присвоено звание кандидата на должность учителя финских трудовых школ первой ступени. Ещё за месяц до окончания техникума Ленинградский губернский комитет РКП(б) утвердил его кандидатом в члены партии с двухгодичным кандидатским стажем.
В годы учёбы он встретил Соню Ханналайнен. Позднее, работая учителями в Куйвозовском районе, они в 1925 г. поженились и с сентября 1926 г. работали вместе в Лемболове. 1 декабря 1927 г. в семье родился сын Нийло, забот и расходов прибавилось. Мать не работала, и отцу дали дополнительную должность инспектора Токсовского районо – бывшего Кувозовского, т. к. центр финского автономного района понадобилось перенести подальше от границы. 7 февраля 1928 г. Ленинградский окружной комитет ВКП(б) утвердил приём Ивана Риехкалайнена «в действительные члены партии». В 1929 г. семья переехала в Кайдолово, где отец работал директором и преподавателем неполной средней школы колхозной молодёжи, а мать учительствовала в начальных классах. Отец мечтал о высшем образовании и в 1931 г. получил направление в Ленинградский педагогический институт им. Герцена с сохранением зарплаты на время учёбы. Он начал обучение в Герценовке на отделении национальных меньшинств, но это отделение скоро закрыли, оставив родные языки в качестве учебных предметов. Срок обучения сократили, поскольку за плечами у него был техникум и опыт работы. 25 июня 1932 г. в семье родился я – младший сын Георгий (Юрьё).
В марте 1935 г. из Облоно пришло предписание в Токсовский районо: «Госэкзамены сдадите потом, когда вам будет удобно. А сейчас вы нужны в качестве директора Красноостровской школы. Приступайте к работе». В райкоме партии обстановка была горячая. Готовились к проверке и обмену партбилетов, что означало очередную чистку ВКП(б). Один из членов райкома куда-то выбыл, и вместо него избрали Ивана Риехкалайнена.
Деревня Белоостров стояла недалеко от берега р. Сестры, по которой тогда проходила граница с Финляндией, установленная Александром II и подтверждённая Тартуским договором 1920 г. Недалеко находились деревня Манийла и пограничная застава, ставшая в 1939 г. печально знаменитой. Финское население в Белоострове ко времени переезда Риехкалайненов уже заметно убыло. Была закрыта и разбиралась церковь. Двухэтажная новая неполная средняя школа была рассчитана на 600 учащихся и отлично оборудована. Из райцентра пришло задание разобрать эту школу и перевезти в Токсово. Этим пришлось заниматься всё лето.
Закончив перевозку белоостровской школы, отец попросил в районо и райкоме партии разрешения переехать в Красногвардейск (бывший Троцк), ближе к родным местам. В просьбе ему отказали, назначили директором школы в Кузьмолове. Вдобавок отца выбрали секретарём тамошней парторганизации, в которой было более 20 членов ВКП(б).
Время было славное. В стране шло всенародное обсуждение проекта Сталинской конституции. Отца включили в эту пропагандистскую кампанию. Одновременно продолжались проверка и обмен партбилетов, шла поголовная аттестация руководящих работников и интеллигенции. Иван и София Риехкалайнен были аттестованы комиссией Облоно 20 декабря 1936 г.
В Токсовском районе аресты начались уже в 1935 г. Скрыть это было невозможно. Исчезли члены райкома, председатели колхозов, учителя. Вместо них появлялись новые, приезжие. С весны 1937 г. репрессии стали регулярными. Сомнения в справедливости действий властей рождались в народе. Сомнения превращались в уверенность, когда арестовывали знакомых и всем известных людей.
В начале учебного года неизбежное произошло. Днём 9 сентября у дома остановилась легковая машина. В деревне это было редкое событие, ребятишки тут же окружили машину. Из неё вышли отец и командир- пограничник, давний знакомый по Белоострову. Они зашли в квартиру, а два бойца остались на улице. Отец послал Нийло в школу за матерью. Пограничник показался матери необычно смущённым, он спросил о здоровье, начал говорить о своей семье. Отец вмешался, сказал матери, что ему надо поехать с товарищем в Ленинград: «Произошло какое-то недоразумение, уверен, что всё выяснится». Мужчины попрощались и вышли. Садясь в машину, отец помахал нам рукой. Только после этого мать заметила, что дверца сейфа открыта. Ни партийных документов, ни револьвера. На столе лежала пустая кобура. Когда мы с Нийло вернулись домой, мать медленно ходила по комнате, как будто наводила порядок. Потом негромко запела по-фински и вдруг зарыдала. Я тут же разревелся, а Нийло стоял у окна, молчал.
Долго сидели в тот вечер, лампу не зажигали. Отец не вернулся. Через несколько дней забрали ещё нескольких учителей. В школьной учительской теперь была тишина, дверь кабинета директора заперта.
Уже целый месяц об отце не было известно ничего. Мать не могла бездействовать. Несколько раз ездила с Нийло в Ленинград. На Литейном, 4 сначала отвечали, что ничего не знают о нашем отце. Только в конце ноября матери дали адрес какой-то тюрьмы. Там сказали, что отец приговорён к десяти годам содержания в дальних лагерях без права переписки. В Токсове мать случайно встретила жену нашего пограничника. Оказалось, что он тоже пропал без права переписки. Только в 1944 г. мать узнала, что эта формулировка на языке чекистов означала расстрел.
29 ноября 1989 г. Нийло запросил Ленинградское Управление КГБ о возможности ознакомиться с делом отца и приговором. Через месяц в устной форме получил информацию: «Обвинение по статье 58, пункты 6, 10, 11. Дело групповое, список обвиняемых засекречен. Судила «двойка», приговор от 14 ноября приведён в исполнение 21 ноября 1937 г.
Даже малых эпизодов, связанных с отцом, сохранилось немного.
Первое, что запомнил: я сидел у отца на руке, а он ходил, напевая что-то непонятное по-русски, как потом выяснилось – «Глухой неведомой тайгою», свою любимую песню.
Помню, в Белоострове на развалинах церкви подбирал всякие красивые обломки и по-хозяйски складывал в свой чемодан с игрушками. Когда разбирали школу, я с удовольствием лазил по нагромождению парт в коридоре первого этажа. Однажды упал и ушибся, повредив правое ухо. Неделю я с матерью провел в сестрорецкой больнице. Как приятный сон запомнил весенние ясные дни и себя, завернутого в тёплую шаль на коленях у матери. Последнее воспоминание о Белоострове – брызги осколков шифера, когда разбирали школьную крышу.
С 1 сентября 1936 г. отец организовал моё обучение. Я справился с букварём и сносно читал по-фински, а русская няня Маруся приучила меня болтать по-русски и через год я уже начал читать. Весной 1937 г. Нийло стал пионером, а я получил круглый значок с кудрявой детской головой и ласковой надписью: «Октябрята – внучата Ильича». Зимой мы иногда вместе выходили на лыжах. Нийло с отцом убегал далеко, а я катался с ребятишками на пологом холме (в настоящее время у подножья этого холма расположено Кузьмоловское кладбище, где похоронен Нийло).
Только последним летом отец часто проводил с нами целые дни. Мы гуляли, купались в речке Охте. Речку я переплывал на спине у отца. Всей семьей собирали землянику и грибы. Однажды я здорово оконфузился. Ребятишки постарше взяли меня с собой по землянику на огород председателя колхоза. Не успели полакомиться, как раздался свист; ребята побежали, я за ними. На бегу слетела моя шапочка-испанка, яркая с кисточкой впереди. Дома мать спросила, где шапочка, я соврал, что потерял на болоте. А вечером сын председателя принёс мою испанку, которая якобы нашлась на улице. Отец поглядел на меня и только усмехнулся.
Всё остальное об отце я знаю по рассказам матери и Нийло.
Воспоминания
Георгия Ивановича (Юрьё) Риехкалайнена (1932–2007)
подготовила его вдова Ирина Петровна Смирнова,
г. Семёнов Нижегородской обл.
Иван Андреевич Риехкалайнен расстрелян в ходе выполнения заданий партии и правительства по так называемому Списку финских шпионов № 2. В предписании на расстрел значится 5-м из 100 приговорённых к высшей мере наказания. Все считаются расстрелянными 21 ноября 1938 г. Все помянуты в 3-м томе «Ленинградского мартиролога». Возможное место погребения – Левашовское мемориальное кладбище. – Ред.