Книга памяти «Дело Бронникова»

2018-12-15

 

Выступил 13 декабря в Музее Анны Ахматовой на презентации Книги памяти  «Дело Бронникова».

Пишу здесь, о чём сказал на вечере в Фонтанном Доме.

Для меня это важная Книга памяти. Не припомню по месяцам, а годы – в памяти. Это было двадцать лет тому. Несколько комнат и несколько переездов тому назад в Публичной библиотеке (тогда уже Российской национальной). 1997–1998 годы.

В девятиметровой комнате № 26, в закоулке коридора на втором этаже служебного здания, работали пять человек из четырёх разных отделов Библиотеки. В продуваемом помещении пришлось заделать все щели в единственном окне и утеплить ковролином пол, но было, скажем так, не тепло – внизу под перекрытием неотапливаемый гараж Библиотеки. Зато работа бурлила. Здесь было и рабочее место Полины Лазаревны Вахтиной.  Сюда приходил Михаил Давидович Яснов с проектом сборника об Эльге Львовне Линецкой (издан в 1999, презентация в Институте истории искусств). Я помог материалами о групповом деле Эльги Фельдман (Линецкой) и её товарищей. Затем обсуждали более широкий проект о литературных кружках 1930-х годов в Ленинграде и об их разгроме.

Во время приезда в Питер в комнату 26 приходил Ефим Григорьевич Эткинд, смотрел материалы по делу Бронникова. Мы заговорили об именах третьего тома «Ленинградского мартиролога», о разгроме маршаковской редакции, о расстрелах в ноябре 1937 писателей – «членов японской шпионской организации» под руководством Маршака. «А знаете, почему Маршака не тронули? – спросил Эткинд,  – Светлана любила его стихи, Сталин велел не трогать».

Я радовался интересу к делу Бронникова, ведь это были и мои будущие герои. Только сначала надо было в томах Мартиролога назвать более 45 000 имён расстрелянных в Ленинграде и по приказам из Ленинграда за полтора года Большого сталинского террора.

Теперь могу сказать, что осуждённый по делу Бронникова Дмитрий Васильевич Волков помянут в 5-м томе «Ленинградского мартиролога», потому что расстрелян 28 ноября 1937 в урочище Сандармох под Медвежьегорском как заключённый Белбалтлага. Алексей Алексеевич Крюков будет помянут в 14-м томе, а другие фигуранты дела  Бронникова – в 15-м томе «Ленинградского мартиролога».

О показанной на презентации и приведённой в Книге памяти Схеме ликвидированных литературных кружков. Далеко не к каждому делу составляли подобные схемы. Она говорит о желании продемонстрировать начальству образцово завершённую чекистскую разработку. Мне эта паучья схема всегда помнится в соседстве с двумя другими. Схема по делу «Петроградской боевой организации», или «заговору Таганцева», по которому расстреляны Николай Гумилёв и его однодельцы, симпатизировавшие восставшему Кронштадту, в советское время была изображена на одном из стендов в музее на Лубянке. Дело «Петроградской боевой организации» было перепечатано (переведено и переплетено в машинописные тома) в начале 1930-х годов именно как высокий образец чекистской работы. Вторую схему вспоминаю, когда на Левашовском мемориальном кладбище завершаю рассказ о сталинских злодеяниях. На полянке, где стоят памятники расстрелянным глухонемым, репрессированным членам общины трезвенников и репрессированным членам общины «Древние христиане». Члены последней жили в Кингисеппском районе, и кингисеппские чекисты придумали нарисовать паучьи нити, тянущиеся от местных деревень к отделению Гестапо в Ляйпциге.

О чекистах, следователях и палачах, коль скоро мы о них заговорили, а в книге приведена впечатляющая биография уполномоченного секретно-политического отдела Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе Алексея Владимировича Бузникова.

В томах «Ленинградского мартиролога», в комментариях, всегда предельно сдержан. Достаточно тема кричит, что уж тут прибавлять эмоций. А имена следователей, палачей-расстрельщиков, секретных осведомителей, если они известны, – называю. Да, надо называть. Начиная от кремлёвской верхушки, ведь организаторы злодеяний лежат на Красной площади, им отдают честь парадами. И завершая теми, кто по заданиям партии и правительства убивал на допросах или уже приговорённых к высшей мере наказания. 

Товарищи Ленин, Дзержинский, Сталин, Ворошилов, Вышинский, Жданов – лежат на Красной площади. Командовавший карательной операцией в Ленинградской области Владимир Николаевич Гарин и организатор дел против церковников Георгий Григорьевич Карпов (молотил людей табуреткой по голове) – на Новодевичьем кладбище в Москве. Бывший следователь-передовик Владимир Иванович Миничев ко времени первой «оттепели» заведовал отделом кадров театра имени Кирова. Следователь Пётр Арсентьевич Слепнёв (бил женщин-заключённых и спал с женой арестованного за разрешение ей свидания с мужем)  работал заместителем начальника литейного цеха на Ленинградском карбюраторном заводе. 

И вот ещё важное, проверил.  Коллега Бузникова по службе в Секретно-политическом отделе, оперуполномоченный Александр Фролович Шондыш, вёл (практически параллельно) допросы по делу краеведов. Гнали план первой пятилетки к годовщине Октября в новом здании Полпредства ОГПУ на проспекте Володарского (бывшем Литейном). По делу краеведов, к примеру, привлекался Николай Павлович Анциферов; был осуждён, а позднее расстрелян один из организаторов экскурсионного дела в нашем городе Николай Владимирович Вейнерт.

Так вот, Шондыш был переведён из Ленинграда в столицу Белбалтлага Медвежьегорск и стал там, ввиду своих надёжных качеств, основным палачом-расстрельщиком. Не сейчас, а двадцать лет тому мой друг Юрий Дмитриев и его товарищ Иван Чухин впервые в России обнародовали имена всех членов троек и двоек и все имена исполнителей приговоров (буквально по местам и по дням расстрелов) в Карелии во время Большого сталинского террора. По таблице видно, что однодельца Бронникова Волкова расстрелял коллега Бузникова Шондыш. Впоследствии и Шондыша расстреляли. Ленинградские палачи-расстрельщики Георгий Леонгардович Алафер, Михаил Родионович Матвеев, Павел Дмитриевич Шалыгин стали, по выслуге лет, кавалерами ордена Ленина, умерли в почёте.

Вся советская карательная работа строилась на материальной заинтересованности: звания, награды, ценные подарки, новые должности, питание и снабжение из закрытых распределителей, жильё... 

О «миллионах доносчиков»... Мы ведь не служили в НКВД. Откуда эти представления?! Они основаны на  лживых следовательских сочинениях в виде дел? Речь о бытовых доносах? Таковые не имели серьёзного значения. Разве что фоном служили. Уж тогда лучше говорить о фоне безудержной радио-газетной, кино- и литературной пропаганды. О принудительных собраниях, митингах и демонстрациях. Секретные осведомители и агентурные донесения – совсем другое дело. В Ленинграде во время Большого сталинского террора агент-провокатор получал от НКВД ежемесячно 150–200 рублей (кто на свободе, а кого вербовали в тюрьме, того не били, а лучше кормили, потом обычно убивали). Но тут тем более не надо валить на всех подряд.

Я принёс новую Книгу памяти в Центр «Возвращённые имена». Здесь последнее рабочее место Полины Лазаревны Вахтиной в Публичной библиотеке.

Будем жить, будем помнить.

Спасибо авторам: Татьяне Поздняковой и Наталье Громовой.

Анатолий Разумов

 

Фонтанный Дом. Авторы На старом рабочем месте Полины Лазаревны Вахтиной