ЛЕВ СОЛОМОНОВИЧ ГАЛЬПЕРИН
Лев Соломонович Гальперин родился 20 января 1886 г. в селе Броневка Проскуровского уезда Подольской губернии в состоятельной еврейской семье. Получил домашнее образование. Из него пытались сделать зубного техника или электротехника, но примерно в 1908–1909 гг. он начал самостоятельно заниматься скульптурой в Одессе и продолжил эти занятия в Проскурове. В 1910 г. переехал в Париж, где полтора года учился в вечерней художественной школе, приобрёл специальность художника-скульптора и с 1912 г. начал практически работать по специальности. Имел мастерскую, где занимался также живописью. Учился в Русской академии в Париже (с 1911 или 1912 до начала войны в 1914 г.) без учителей и в Академии Гранд Шомьер, где скульптурную мастерскую вёл Бурдель. Активно участвовал в жизни Русской академии, секретарём правления которой был в 1913 г. Тогда же стал членом редколлегии журнала левых художников «Гелиос», издававшегося при Академии, выполнял работу редактора и писал статьи.
Первая мировая война положила конец работе Гальперина в Париже. Его дальнейшая творческая деятельность делится на два этапа: за границей (1914–1921) он работал преимущественно как скульптор, в России занимался в основном живописью и графикой.
Сведений о первом этапе мало. После начала Мировой войны, побывав в Греции и Турции, поселился в Александрии (Египет), где с 1914 по 1919 г. давал частные уроки лепки и занимался скульптурой. Затем год работал в Яффе и Иерусалиме. Осенью 1929 г. переехал в Вену, где жил изготовлением деревянных барельефов, которые продавались в Нью-Йорке. В конце 1921 г. вернулся в Россию и поселился в Москве.
Второй этап складывается из московского (1921–1928), ленинградского (1928–1934) и лагерного (1935–1938) периодов.
В России Гальперин сперва не находил работы дольше, чем на несколько месяцев: к апрелю 1922 г. он организовал музыкально-художественную студию Краснопресненского р-на Москвы, затем полтора месяца был художником уездного отдела народного образования в Проскурове. В 1922 г. он стал членом московской художественной секции Еврейской культур-лиги, которая помогла ему, безработному, несколько месяцев получать паёк Американской администрации помощи (АРА).
Поступив весной 1923 г. литсотрудником в журнал «Жизнь национальностей», он вскоре перешёл в Центральное издательство народов СССР, где был сперва «сотрудником по русской и художественной работе», затем художником-техником и, наконец, художником. Работал в области графики. В обязанности художников Производственно-издательского отдела входило ведение всей художественной части Отдела, рисунки, клише, составление клише-хранилища. Занимался также станковой композицией.
С осени 1927 г. жил на пособие по безработице и на случайные заработки (лепка заказного бюста С. Перовской из глины и т. п. ).
По переезде в Ленинград в 1928 г. Гальперин занимался почти исключительно графикой и живописью. На выставке «Художники РСФСР за XV лет» (июнь 1932) он показал шесть работ маслом по бумаге, выполненных в 1928–1929 гг., почти все – индивидуальные или групповые портреты: «Женщина у стола», «Групповой портрет (за столиком)», «Групповой портрет (5 фигур)», «Старик», «Портрет женщины в корсаже», «Эскиз карнавального шествия». Где эти работы сейчас – неизвестно.
К этому же времени относится работа над иллюстрациями детских книг – «Самолёта» Ю. Владимирова (М., 1931), «Пеппе Ракони» Е. Полонской (М.; Л., 1931).
В 1930–1932 гг. он работал в журнале «Наука и техника» литературным правщиком, а затем как член профсоюза РАБИС перешёл на разовую работу в качестве художника, встав на учет Горкома ИЗО. Постоянную работу по специальности – педагога по лепке Детской художественной школы Выборгского района Ленинграда – получил за три месяца до ареста, в сентябре 1934 г.
Уцелевшие образцы живописи и графики Гальперина характеризуют его как талантливого портретиста, тонкого живописца-пейзажиста, мастера групповых композиций и книжной иллюстрации. Наиболее значительные из них: пейзажи «Сказочный город» и «Белый дом на холме», групповая композиция «Оркестранты» и «Групповой портрет (4 фигуры)», портреты «Дама в белом» и «Дама в чёрном» (первые пять – холст, темпера, шестой – холст, масло), рисунок «Портрет Гоголя» (бумага, карандаш) и набросок «Половой» (бумага, уголь) из «Серии набросков к „Мёртвым душам“».
Тогдашние взгляды Гальперина на некоторые вопросы культуры и искусства известны из его ленинградского архивно-следственного дела. По имеющимся там показаниям, в феврале 1934 г. во время беседы художница В. М. Ермолаева и Гальперин в общем противопоставляли Запад советскому искусству и культуре; Гальперин считал буржуазную культуру Запада непревзойдённой, а пролетарскую культуру – стоящей на крайне низкой ступени и неспособной к дальнейшему развитию, «в силу чего неизбежна победа западной буржуазной культуры во всей Европе». Гальперин также указывал, что «на Западе, в силу его высокоразвитой культуры, не может быть пролетарской революции и вообще всякое революционное движение исключается», говорил, что «неизбежен „крестовый поход“ Красной Армии на Запад и его культуру». Если перевести эти показания с «классового языка» следователя на русский, в них в какой-то мере угадывается истинное отношение Гальперина к французской (западной) культуре, в котором он по понятной причине не хотел признаваться. По словам учившегося в Париже Б. Н. Терновца, русские и вообще иностранные художники возвращались из этой «мировой метрополии искусства» на родину «горячими пропагандистами французского искусства». Таким был и Гальперин. Редакция «Гелиоса», в которую он входил, считала Париж «центром современной художественной жизни» и хотела дать «русским художникам и поэтам, живущим вдали от этого центра, … возможность стать ближе к истокам французского искусства». 20 лет спустя Гальперин был верен своему прошлому.
Другие показания позволяют судить о взглядах Гальперина на советское искусство и политику ВКП(б) в этой области. Согласно этим показаниям, Гальперин часто говорил, что в Советском Союзе искусства нет, что всё искусство идет по неправильному пути – ценят и поощряют «не живописные качества, а голую советскую тематику»; он считал, что непризнание его собственного художественного творчества вытекает из существующего неправильного курса, проводимого коммунистической партией в искусстве. По сути его обвиняли в том, что он не признавал принципа партийности искусства и соцреализма. Думается, и то, и другое было естественно для художника, который смолоду имел высокий идеал свободного индивидуального творчества и представление о художнике-новаторе как о несущем откровение. Ещё в Париже он осознал, что непризнание при жизни и признание после смерти – «уже давно ставшая банальной ирония судьбы художника». Ему на долю выпала трагедия, на которую обречён новатор, но ввиду особенностей места и времени она разыгралась не в комнатушке нищего художника, а в рядах «кировского призыва».
На допросе 18 января 1935 г. Гальперин рассказал о своих политических убеждениях. По его словам, с 1905 г., когда он участвовал в революционном движении, он был далёк от политики, но «оставался на стороне социальной революции» и принял Октябрьский переворот. Однако в 1926–27 гг. у него «появились сомнения относительно способности советской системы» добиться быстрого экономического и культурного роста страны. Он «считал, что методы строительства соцреализма, проводимые большевиками, основаны на насилии и бесправии личности, не могут привести к всестороннему развитию личности, а, напротив, ведут к её сужению», тогда как «к социализму мы можем прийти только через творческое развитие личности». Он продолжал: «В дальнейшие годы, в связи с усилением, по моему мнению, методов насилия и ещё большего порабощения личности со стороны большевиков, эти мои политические настроения углублялись, и я стал высказывать мысли о приходе большевизма в борьбе за социализм в тупик». Раннее осознание пороков советского строя пришло к Гальперину потому, что он как представитель левой художественной интеллигенции почувствовал враждебность и губительность большевистского режима для творческой личности. Помог личный опыт.
Особое раздражение вызывал у него культ вождей. Это побудило его взяться за карандаш. 26 февраля 1935 г. он рассказал (следователь записал): «Мои антисоветские настроения вылились также в изображении Ленина и Сталина в голом виде… я хотел показать зрителю, что они в противоположность всем газетным характеристикам об их величии и гении являются обыкновенными людьми… Рисунки мною были уничтожены. Я их показал худ. Латаш, Рыбакову и рассказывал о них Ермолаевой». О. И. Рыбакова сообщает, что слышала от своего отца о виденной им карикатуре Гальперина на М. И. Калинина, изображавшей того в голом виде. О такой карикатуре рассказывала мне и моя мать А. Е. Кроль. Сокамерник Гальперина академик Б. Б. Пиотровский вспоминал, что в марте 1935 г. Гальперин «жаловался на то, что его рисунки, изображающие Ленина, признали карикатурой».
Принадлежа к левым художникам, в 1932–1934 гг. Гальперин общался с учениками и последователями Казимира Малевича, особенно с Ермолаевой, которую считал очень интересным человеком и талантливым художником. Он участвовал в обсуждении выставки работ учеников Ермолаевой и В. В. Стерлигова – М. Казанской, А. Б. Батурина и О. Карташова, устроенной на квартире у Ермолаевой (1933 г.), приходил к Ермолаевой, показывал ей свои работы и, возможно, бывал на встречах художников у неё дома. Он был арестован почти в один день с нею, 26 декабря 1934 г.; она рассматривалась как «основной фигурант» группового дела, по которому привлекли и его. Следствие вёл уполномоченный 4-го отделения Секретно-политического отдела Тарновский, в нём участвовал и начальник 4-го отделения СПО Фёдоров. Два месяца Гальперин на очных ставках отрицал показания свидетелей-художников, но 26 февраля 1935 г. во время очной ставки со сломленной следствием Ермолаевой, показавшей, что он вёл антисоветскую агитацию, сделал заявление: «Я подтверждаю все показания Ермолаевой, Юдина и Рождественского как о моих антисоветских политических убеждениях, так и о моей антисоветской деятельности. Исходя из моих политических установок, я вёл антисоветскую агитацию среди окружающих. С В. М. Ермолаевой меня сближало, конечно, не только однородное понимание живописи, но и общность политического мировоззрения». О рисунках, изображающих вождей в голом виде, он показал: «Я создал натуралистический шарж, который является контрреволюционным по своему содержанию».
От задуманного следствием группового дела осталось обвинение Гальперина по ст. 58-10, ч. 1 УК РСФСР. 29 марта «тройка» – ОСО при НКВД – постановила: «Гальперина Льва Соломоновича как социально опасный элемент заключить в исправтрудлагерь сроком на пять лет».
Часть срока он отбыл в Карлаге, как и Ермолаева. Но 5 октября 1936 г. был увезён в Дмитлаг Московской области. Мне рассказывали, что в Дмитрове до 1937 г. находились Центральные художественные мастерские на канале Москва–Волга: там был деревянный клуб, привезённый с Беломорканала, а в клубе располагалась мастерская, где работали художники. В их числе был один по фамилии Гальперин.
В Дмитлаге он пробыл сравнительно недолго. Перед вторым и последним арестом работал нормировщиком продбазы. 25 января 1938 г. был арестован и обвинён по ст. 58-10 в антисоветской агитации среди заключённых и восхвалении фашистского режима в Германии. Виновным себя не признал. 5 февраля 1938 г. был расстрелян по постановлению «тройки» от 2 февраля 1938 г.
Гальперин реабилитирован по первому делу 20 сентября 1989 г. и по второму 21 октября 1993 г.
В 1994 г. в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме прошла выставка «In memoriam. Лев Гальперин, Василий Калужнин, Овсей Фридман» – вторая из тех, где выставлялись его работы.
Юрий Львович Кроль,
С.-Петербург
Лев Соломонович Гальперин расстрелян, как и другие дмитлаговцы, в Москве. Помянут в Книге памяти «Бутовский полигон, 1937–1938 гг.» (М., 1998. Вып. 2) и в данном томе «Ленинградского мартиролога».
Сын Гальперина Юрий Львович Кроль кропотливо изучал его биографию. Ознакомился с делами, получил для семейного архива последнюю тюремную фотографию. На обороте надпись, свидетельствующая о сверке «установочных данных» перед выдачей из Дмитлага:
Гальперин
Лев Соломонович
Верно: о/уполн. 3 отдела
Дмитлага НКВД
А.Григорук
1/II-38 г
После окончательной сверки установочных данных следовал расстрел. Расстрелянных укладывали штабелями в глубокие рвы, выкопанные экскаватором на Бутовском полигоне НКВД. Сейчас в Бутове мемориальное кладбище. Храм. Соловецкий поклонный крест.
Художник Вера Михайловна Ермолаева (02.11.1893–26.09.1937) арестована 25 декабря 1934 г. Осуждена на 5 лет ИТЛ. 20 сентября 1937 г. вновь арестована. Расстреляна 26 сентября 1937 г. Будет помянута в 12-м томе «Ленинградского мартиролога».
В «Кировском потоке» арестовывались и другие художники: Владимир Васильевич Стерлигов (1904–1973), Павел Иванович Басманов (1906–1993), Мария Борисовна Казанская (1914–?), Олег Всеволодович Карташёв (1915–1941), Нина Иосифовна Коган (1889–1942), Александр Борисович Батурин (1914–2003).
Нина Иосифовна Коган умерла в блокаду, помянута в 14-м томе Книги памяти «Блокада, 1941–1944, Ленинград». – Ред