Брюллова-Шаскольская Надежда Владимировн

Брюллова-Шаскольская Надежда Владимировна, 1886 г. р., уроженка и жительница г. Ленинград, русская, из дворян, окончила историко-филологическое отделение Высших женских курсов, сотрудничала с партией эсеров, автор работ по истории религий и национальному вопросу, зав. отделом Африки Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого, преподаватель вузов. Арестована 25 июля 1922 г. и выслана на 3 года в Среднюю Азию. Вернулась в Ленинград в 1929 г., работала научным сотрудником этнографического отделения Русского музея, проживала: В. О., пр. Пролетарской Победы, д. 9, кв. 5. Вновь арестована 25 февраля 1933 г. Особым совещанием при Коллегии ОГПУ 28 июня 1933 г. осуждена по ст. ст. 58-10-11 УК РСФСР на 3 года ссылки. Отбывала наказание в г. Ташкент, где работала доцентом кафедры иностранных языков Среднеазиатского финансово-экономического института. Арестована 24 апреля 1937 г. Тройкой НКВД Узбекской ССР приговорена за "антисоветскую агитацию и пропаганду" к высшей мере наказания. Расстреляна в г. Ташкент 9 октября 1937 г.


БРЮЛЛОВЫ

В числе репрессированных в нашем городе – потомки русского архитектора Александра Павловича Брюллова. У него было много внуков. Почти все стали участниками общественно-политических движений. Большинство из них выросли в 1910–20-е годы. Это были русские интеллигенты. То есть – это были думающие люди.

Вот повесть «Дела и дни», которую написала в 31-м году одна из внучек Александра Павловича – моя мама Надежда Владимировна Брюллова-Шаскольская. «Как возникли у меня первые зародыши протеста социального? Учеба и воспитание отгораживали меня от земли семью стенами. У окружающих не было политических идей... Я знала наизусть всех французских королей, но никогда не слышала о рабочем движении. Мост к нему мне пришлось перекинуть самой. Я не знаю, откуда пришли первые, зачаточные, неоформленные, как эмбрионы, мысли о равенстве людей, о несправедливости окружающей меня жизни. Но я знаю, что они пришли давно». И дальше она рассказывает, что с детства стала задумываться, почему у них было восемь комнат, кабинеты и спальни и никому не нужная зала, а три служанки жили в одной комнате близ кухни. «Мечты о справедливости и равенстве людей вливались в меня и с другой стороны, – пишет она, – из религии… Я мечтала: скорее вырасти и стать сельским священником. В деревне я никогда не была, крестьян знала не больше, чем папуасов. Но мне казалось – там страшная бедность и туда надо идти, «раздав имение своё». Вычеканивалась идея подвига, своеобразно преломлённая сквозь легенды о христианских мучениках. Меня высмеяли, сказав, что девочка не может быть священником. Тогда я решила сделаться сельской учительницей. Завязались первые ростки народничества, детские, слабые, путаные».

Так получилось, что Брюлловы-внуки потянулись именно к народническому движению. Они вырастали в Петербурге, культурнейшем тогда городе нашей страны. Они учились в университете, железнодорожном институте, медицинском. Все девочки, конечно, прошли Высшие женские курсы и – в то время было модно, как сказали бы сейчас, – разные кружки, которые формировались вокруг Курсов и любимых профессоров. Так потянулась ниточка к участию в общественных, религиозных и философских движениях. Поэтому, когда наступили годы революции и острого противостояния между большевиками и эсерами (хотя все они выросли из народнического движения), среди внуков Александра Павловича Брюллова оказалось так много репрессированных. Они как бы разделились на две группы. Часть из них связала себя с эсерами. А другая часть, более спокойная, ушла в религиозные, философские кружки. И в основном примкнула к движению антропософов. Среди эсеров оказались Надежда Владимировна Брюллова-Шаскольская, Петр Шаскольский, ее муж. Сочувствовали эсерам Борис Павлович Брюллов, Елена Павловна Брюллова-Зарудная. Среди антропософов – старшая сестра Надежды Брюлловой Вера Германовна Конради, Лидия Павловна Брюллова и ее муж Дмитрий Петрович Владимиров.

Надежда Владимировна Брюллова-Шаскольская при Советской власти была арестована и сослана три раза. Первый раз в 18-м году, тогда была очень большая схватка между меньшевиками и большевиками, большевики победили после восстания эсеров. И эсеры рассредоточились по всей России. Надежда Владимировна уехала на Украину, преподавала в Харьковском институте, потом эсеровские газеты какие-то там издавала, развернула работу с ответвлением партии эсеров, которое называлось «Друг народа». Вернулась в Петербург в 21-м году, когда стало поспокойнее. И работала в Институте антропологии и этнографии. В 22-м году начался большой процесс над эсерами, и Надежда Владимировна по этому процессу проходила. Ее дело выделили в отдельное. Они не очень много все получили, даже Мария Александровна Спиридонова. Они получили ссылку в Среднюю Азию на три года. Затем Надежде Владимировне следовало по приговору «минус десять». И она осталась там. Жила то в Полторацке (так тогда назывался Ашхабад), то в Ташкенте. Занималась наукой, работала в Среднеазиатском музее в Ташкенте. В Ленинград вернулась в 29-м году и жила довольно спокойно два с половиной года.

В 1933-м году готовился еще один эсеровский процесс, большой тоже и очень серьезный. Обвинялись Надежда Владимировна Брюллова-Шаскольская, писатель Разумник Васильевич Иванов-Разумник, Александр Алексеевич Гизетти, Дмитрий Михайлович Пинес. Они будто бы организовали группу, которая готовила восстание против Советской власти. Когда мне принесли читать это дело, я три ночи потом не спала, это такой ужас. Сотни людей «подтверждали», что их агитировали против Советской власти. И каялись в том, что они были настроены против Советской власти. Там были агрономы, врачи, скотники, которые показывали, что их научили, и они травили скот, чтобы он не достался Советской власти. Представить себе невозможно. И все подтверждали, что действительно действительно – Центр в Ленинграде, под руководством писателя Иванова-Разумника, Брюлловой-Шаскольской и Гизетти.

В своих показаниях Надежда Владимировна говорила так: «Мы считаем, что лица, сохраняющие свои народнические убеждения, должны быть связаны друг с другом в целях консолидации народнических сил и сохранения и распространения народнических идей». И в другом месте: «Мы имеем план перестройки всей страны на основе коллективизации. Этот план теоретически бесспорен. Бесспорно положение, что коллективная форма сельского хозяйства экономически и социально выше и динамичнее. Но у вас (о большевиках. – Т. Ш.) она приняла болезненные и вконец разорившие деревню формы». Интересно еще одно место: «Надо исходить из того, как развитие производительных сил отражается на живом носителе истории – на трудовой личности». И дальше она всё доказывает: мы не против индустриализации, но мы против индустриализации насильной. «Принцип коллективизации является конечным идеалом и народнического социализма, и коммунизма. Но ваши методы… Мы не сторонники диктаторского насаждения заданных форм». Текст показаний занимает несколько печатных страниц.

Их судили и опять отправили на три года. На этот раз в Ташкент. Надежда Владимировна работала в центральной библиотеке и делала работы для института Маркса и Энгельса. В апреле 37-го года ее опять арестовали и опять инкриминировали агитацию против Советской власти и давнюю связь с эсерами, в частности, с Марией Александровной Спиридоновой. Это правда, они в Ташкенте даже жили вместе в 28-м году. Потом переписывались, но уже, как мама пишет в своих последних показаниях, разошлись во взглядах. Они на политические темы уже почти не говорили. Тем не менее, Надежду Владимировну расстреляли в октябре 37-го года. Только за то, что она не отказалась от своих старых связей. И в приговоре сказано именно так.

Когда начались реабилитации пятидесятых годов, мы получили бумажечку, в которой было написано, что она реабилитирована. Но мы не знали, что она расстреляна. Были слухи, что она в бухте Нагаева. Что она просила детям передать, что она никогда о себе не даст знать, чтобы не портить нам жизнь. У нее трое детей было, брат и сестра были старше меня. Я узнала, что она расстреляна, когда началась перестройка, вторая волна реабилитаций. Я писала в Узбекистан, хотела узнать о месте захоронения. Меня вызвали в Большой дом, мне подробно рассказали про все три ареста, дали возможность ознакомиться с судебными делами моей матери, выдали тюремные фотографии 1922 и 1933 годов. Последнее, расстрельное дело прислали из УФСБ Узбекистана в ноябре 2002 года.

Елена Павловна Брюллова-Зарудная, двоюродная сестра Надежды Владимировны. Родилась в 1883 году, расстреляна в 21-м. Когда эсеры вынуждены были скрываться и прятаться, моя мама послала кого-то из деятелей эсеровского движения в Омск, и он уехал туда с запиской к тете Лене. (Она оказалась там, потому что ее муж служил на КВЖД инженером. Она была учительницей, матерью шестерых детей.) Она предоставила кров этому человеку. Через два–три дня пришли и тетю Лену арестовали. Мы все знали, что тетя Лена расстреляна в Омске, но не знали, кем она расстреляна – большевиками или белыми, ведь Омск переходил из рук в руки. Только в 96-м году мы точно узнали, кто же расстрелял тетю Лену. Оказалось, ее расстреляли большевики за связь с эсерами. Няня смогла переправить всех шестерых детей в Харбин к отцу. Предлагалось им всем впоследствии вернуться в СССР, жить где-угодно, только не в Ленинграде. А они были согласны только на Ленинград, не вернулись и потом уехали в Америку.

Борис Павлович Брюллов, двоюродный брат моей матери. Год рождения 1882. Умер в 40-м году. Он был экскурсоводом, искусствоведом, видным петербургским ученым. Арестован в 33-м году, когда и Надежда Владимировна была арестована вместе с Ивановым-Разумником. Совершенно ясно было, что арестован за связь с моей матерью. Он был выслан, я не знаю точно куда, потом ему разрешили жить в Новгороде. В 37-м году его опять арестовали. Его дочь ходила, носила передачи, а потом ей сообщили, что он умер.

Тогда же, в 33-м году, за связь с Надеждой Владимировной был арестован Николай Петрович Катков, муж ее племянницы. Он родился в 1893, умер в 1973 году. Литератор, писатель, входил в группу «Серапионовы братья». Он был выслан сначала в Новосибирск, там был заведующим литературной частью Новосибирского театра. Потом, по слухам, он был в Ржеве. Потом вернулся, примерно в 38–39-м году. Служил в армии, был демобилизован. Мало писал и не печатался.

Вера Германовна Конради, старшая сестра Надежды Владимировны. Год рождения 1876-й, год смерти – 41-й. Библиотекарь, сотрудник Эрмитажа, переводчица. Когда Петербург стали чистить от «чуждых элементов», Веру Германовну вызвали и предложили уехать – в связи с ее антропософскими убеждениями. Она уехала в Ташкент, потом в Иваново. В 40-м году вернулась, жила здесь со мной. И умерла в блокаду.

За связь с антропософами была выслана вместе со своим мужем, Дмитрием Петровичем Владимировым, еще одна сестра – Лидия Павловна Брюллова-Владимирова. Год рождения 1886-й. Они где-то скитались очень долго. Потом получили почему-то по 10 лет. Дмитрий Петрович умер в тюрьме. Я помню тетю Лиду очень хорошо, она была очень интересная женщина, искусствовед, секретарь ТЮЗа. Как я понимаю, она была секретарем у Брянцева.

Младшая дочь Александра Павловича Брюллова вышла замуж за Павла Сюзора. Две их дочери были высланы из Ленинграда. Просто как дворянские женщины. Вера Павловна Шевелева, год рождения 1870, год смерти 1961, и Евгения Павловна Струмилло, год рождения 1878, года смерти я не знаю. Они были высланы в Ростов-Ярославский. И обратно в Петербург уже не вернулись.

Среди маминых знакомых была Надежда Михайловна Мейринг. Я не знаю, кто она была. Она жила на 2-й линии и очень часто к нам приходила. И когда начались аресты, когда арестовали мою маму, Надежда Михайловна прибежала к нам вечером. Они с тетей поговорили. Надежда Михайловна подождала день, подождала второй, за ней никто не пришел. Тогда, рассказывали, это точно, она собрала узелок и пришла на Шпалерную, стала стучаться в ворота. Огромные двери, железные ворота, в воротах форточка. Открыли форточку, стали спрашивать. Она сказала, что всех ее друзей арестовали, и поэтому ей тоже нужно сюда. На нее посмотрели как на сумасшедшую, естественно. Она очень огорчалась, что ее не взяли. Вот такие были это люди.

Тамара Петровна Шаскольская, С.-Петербург

Справку о Надежде Владимировне Брюлловой-Шаскольской см. также в книге «Люди и судьбы: Биобиблиографический словарь востоковедов — жертв политического террора в советский период» (СПб., 2003).

Елена Павловна Брюллова-Зарудная помянута в 3-м томе Книги памяти жертв политических репрессий Омской области «Забвению не подлежит» (Омск, 2001).

Во 2-м томе той же Книги памяти помянут инженер службы пути Управления Омской ж. д. Вадим Павлович Брюллов, 1874 г. р. Он также арестовывался в 1921 г. за «контрреволюционную деятельность», но был освобожден через 2 месяца.

На кладбище в Павловске под Петербургом, где похоронен Александр Павлович Брюллов, установлен памятник-кенотаф с выбитой надписью:

                                                              Память о невинно убиенных на земле предков
                                                                          Брюллов Борис Павлович
                                                                                    1882–1940
                                                                          Брюллова Лидия Павловна
                                                                                     1888–19..
                                                              Брюллова-Шаскольская Надежда Владимировна
                                                                                     1886–1937

Погибли однодельцы Брюлловой-Шаскольской:

Мария Александровна Спиридонова расстреляна 16 октября 1941 г. в Орле перед сдачей города немцам;

Александр Алексеевич Гизетти умер под следствием 22 октября 1938 г. в Куйбышевской тюрьме;

Дмитрий Михайлович Пинес расстрелян 27 октября 1937 г. в Архангельске.

Разумник Васильевич Иванов-Разумник, после неоднократных арестов и освобождений, в 1941 г. оказался в зоне оккупации, затем в немецком лагере, в эмиграции издал книгу воспоминаний «Тюрьмы и ссылки», умер в 1946 г.

При подготовке текста использована диктофонная запись, сделанная О.А. Комаровой.

Анатолий Разумов

 

 


Надежда Владимировна Брюллова-Шаскольская.
Тюремное фото, 1933.