Трайто Яков Иларионович

---

Яков Трайто          

25 августа 1932 г. Яков прибыл в Ленинград из Киева вместе со старшими детьми Зинаидой и Евгением. Он уехал от одного голода, не зная, что впереди его ждёт более ужасный голод.

Через два месяца из местечка Пропойск (ныне Славгород Могилёвской области, Беларусь) приехала его жена Елена с грудным ребёнком и сыновьями Николаем, Анатолием, Леонидом.

27 декабря 1932 г. ЦИК и СНК приняли постановление о вводе в СССР паспортной системы с обязательной пропиской. Это была принудительная мера регулирования жизни населения. Не имеющие паспортов не могли прописаться, а, не имея прописки, – устроиться на работу. Установилась принудительная связь между местом работы и жительством.

5 марта 1933 г. Яков с женой получили паспорта и прописку в своих комнатах.

В начале 1933 г. Яков устроился работать гардеробщиком в артель «Гардеробщик», туда же пошла работать Елена. Это было удобно, можно было друг друга подменять и заниматься домашними делами. Чаевые, получаемые в гардеробе, были большим подспорьем в семье. Немножко обжившись, Яков послал в Белоруссию, где голодала его мать, посылку: четыре буханки хлеба, четыре французские булки, килограмм пшена, пятьсот грамм сахара.

1 сентября 1932 г. дети Зинаида, Евгений продолжили учебу в школе. В 1936 г. Зинаида успешно окончила школу, и, имея склонность к рисованию, поступила в Ленинградский институт инженеров коммунального строительства (ЛИИКС, будущий ЛИСИ), который закончила весной 1941 г.

В 1939 г. Яков перешел работать на мясокомбинат на Средней Рогатке, где для рабочих был магазин по продаже по сниженным ценам мяса и колбасы.

Жизнь стала налаживаться, появилась первая мебель: кровати, стулья, стол, шкафы. До этого спали на полу, ели на самодельном столе, сидели на лавках как в деревне.

Накануне войны квартира была обставлена, работа была хорошая, дети учились: Зинаида в институте, Николай перешел в 10-й класс, мечтал поступить в институт, Анатолий учился в 7-м классе, Леонид – в 6-м, Надежда – во втором классе.

Евгений получил паспорт в 16 лет в 1938 г., оканчивал 10-й класс, готовился к поступлению в институт.

Война разрушила все мечты и планы. Старший сын Евгений добровольцем ушёл на фронт, дошёл до Берлина и вернулся живым домой. То, что он узнал от старшей сестры Зины, его потрясло. Зина рассказывала Евгению тихо, окаменевшим голосом, о смерти всей семьи и о своём случайном спасении.

2 сентября 1941 г. состоялось первое сокращение продажи хлеба по карточкам. Вскоре после начала войны мясокомбинат закрыли, распалась артель «Гардеробщик» и к тому времени отец и мать остались без работы, не работала и Зина. В семье три иждивенца и четыре ребенка, которым отоваривают по карточкам по 400 г хлеба.

Денег не было, пришлось продавать вещи. Сентябрь оказался очень тёплым и горячим от артобстрелов города. Без конца по радио объявляли о начале воздушной тревоги.

Вначале вся семья Якова, как все горожане бегали в бомбоубежище, но привыкнув к артиллерийским обстрелам, оставались дома.

8 сентября началась 900-дневная блокада города. Ограниченные запасы продовольствия требовали снижения норм выдачи продуктов.

12 сентября – второе сокращение хлебной нормы – иждивенцам по 250 г хлеба, детям – по 300 г. Нормы на другие продукты питания снижались реже, но фактическая выдача производилась в зависимости от наличия продуктов. По карточкам можно было купить с сентября до января: мяса – 400 г, крупы и макарон – 1 кг, жира – 200 г, сахара и кондитерских изделий – 1 кг. Единая карточка для детей всех возрастов не была оправдана жизнью, подростки, получавшие иждивенческие карточки, не добирали калорий, им требовалось более полноценное питание.

3 октября – третье сокращение выдачи хлеба иждивенцам и детям – по 200 г хлеба.

С 12 по 18 октября 1941 г. в домоуправлениях и на рабочих местах прошла перерегистрация продовольственных карточек на октябрь месяц. Предоставленные документы сличались с фактическим состоянием семьи. На момент перерегистрации вся семья Якова была жива. Теперь по карточкам можно было отоварить более мелкий вес продуктов: мясо – по 25 г, жиры – по 10 г, хлеб – по 25 г, сахар – по 50 г. По карточкам можно было получить хлеб на день вперёд, но за прошедший день получить было нельзя.

Керосин последний раз выдали в сентябре месяце по 2,5 л на человека и до февраля 1942 г. керосин населению не отпускался.

С наступлением холодов отопление жилых домов не производилось, из-за отсутствия электричества остановился городской транспорт, закрылись бани, с перерывами работал водопровод, затем воду не подавали. В квартире Якова стёкла были выбиты взрывной волной, пришлось забить их фанерой и коврами для тепла. В комнатах стало темно и холодно. За водой ходили на Неву, Яков прорубил прорубь напротив дома, и все жильцы его дома и близлежащих домов брали воду из этой проруби.

13 ноября 1941 г. – четвертое снижение норм выдачи хлеба – 150 г.

Через неделю, 20 ноября, установили самую низкую норму выдачи хлеба – 125 г, другие продукты по карточкам не отоваривались, их просто не было.

Холод, голод, темнота охватили всю семью Якова. Спали, не снимая одежды. Первый умер Коля, его растущему организму этого питания не хватало. Умер он тихо, лёг спать и не проснулся. Накануне смерти Коли семью Якова навестил Иван, муж сестры Якова – Марфы. Жили они лучше в блокаду, у них топилась печка, были дрова, рядом была вода, окна были в сохранности, и днём в квартире было светло. Иван вошел и ахнул: «Что вы в холоде сидите, топите буржуйку».

«Нет дров», – ответил Яков.

«Ломайте, разбивайте мебель и топите», – сказал Иван, но, увидев обессилевших Якова и Елену, сам начал заготавливать дрова, зажёг буржуйку, вскипятил воду и горячую заставил всех выпить. Это согрело организмы детей.

Помочь большим он не мог.

Вскоре за Колей умер Толя. Он сделался безразличным, глаза его остекленели, он лёг в постель и заснул вечным сном.

12-летний Лёня после смерти братьев сказал: «Теперь моя очередь». Он, как и другие, стал безразличным, почти не разговаривал, не было сил. Всё время лежал в кровати и покорно ждал смерти.

Яков не мог вынести эту картину, он решил что-нибудь предпринять, сходить на Выборгскую сторону к сестре Марфе и попросить у неё или у соседей, жителей сельской местности, продать за золото что-нибудь съестное. Идти было далеко, за Политехнический институт, но он дошёл, ввалился в квартиру замёрзший и голодный. В это время Марфа разливала обед: жидкая похлёбка из крупы с накрошенным туда хлебом. «Марфа, дай мне поесть», – сказал Яков.

«Ты видишь, я всё отдала детям», ответила она.

«А ты возьми по ложке с каждой тарелки и дай мне».

Марфа сделала, как он просил, но это только покрыло дно тарелки. Тогда Марфа вылила ему свою порцию. Яков поел, погрел ноги у печки, рассказал о своей беде и спросил её, у кого из местных можно купить продукты за золото. Узнав, что это невозможно, он собрался в обратный путь.

До дома он не дошел. Пропал.

Когда Елена была в силе, за хлебом в булочную ходила она, но вскоре и она не смогла двигаться, не помогли даже карточки умерших сыновей. Она тихо умерла. Зина осталась с младшей сестрой Надей. Девочка слабым голосом просила кушать, встречала Зину всегда одними и теми же словами: «Дай хлеба». Быстро зажимала худенькой ладошкой хлеб и сосала его, как карамельку. Но силы её покидали, она сделалась безразличной, не улыбалась, слабела и вскоре умерла. Зина осталась одна. Смерть её родных спасла ей жизнь. Теперь хлеб умерших доставался ей одной, это позволило немного сохранить энергетический баланс в организме.

Примерно через полмесяца после смерти семьи Якова пришла его сестра Марфа. Её мучила неизвестность, дошёл ли брат домой. Обсудив все детали с Зиной, она пришли к выводу, что Яков, ослабев в дороге, упал и умер.

Марфа удивилась, что Зина живёт в квартире с трупами, и предложила их вытащить во двор. Но племянница стала просить не трогать их, так как она не заявила об их смерти и за счёт карточек умерших живет. Марфа долго уговаривала Зину завернуть трупы в простыни, осторожно спустить их с лестницы, уложить во дворе, где трупы неопознанные подберут и увезут на кладбище, а до перерегистрации карточек не заявлять об их смерти. Марфа выполнила свой долг перед родственниками, каждого завернула в простыню, обвязала веревками и уложила их во дворе, всего пять трупов (жены Якова и его детей).

Рассказав Евгению страшную историю смерти родных, Зина заявила, что дождалась его, чтобы кому-то передать весь этот ужас и больше находиться в этих комнатах она не может и уезжает навсегда из Ленинграда к сестре матери в Ригу. Действительно, она больше никогда не приезжала в Ленинград.

Выслушав скорбный рассказ сестры, Евгений уехал в г. Ржев к своей девушке, с которой познакомился в конце войны. В 1945 г. сыграли свадьбу с Антониной Николаевной, 1923 г. рождения, а 9 октября 1946 г. у них родился сын Юрий.

1 апреля 1947 г. вся семья Евгения приехала в Ленинград и прописалась в комнатах отца. Евгений пошёл работать охранником 7-го отряда Центрального управления военизированной охраны, расположенной на ул. Союза Связи, д. 14/5. Семья Евгения прожила в квартире отца всего шесть месяцев и переехала на ул. Дзержинского, д. 62, кв. 18.

После переезда следы Евгения потерялись.

Елена Андреевна Трайто занесена в Книгу памяти» «Блокада», т. 30, с. 689–690.

Дети Якова Трайто, умершие от голода в Ленинграде в 1942 г.:

Николай, рождения 1 мая 1924 г. (в Книге памяти «Блокада» его нет).

Анатолий, рождения 28 сентября 1926 г. (в Книгу памяти «Блокада» внесён ошибочно как Тройто).

Леонид, рождения 15 октября 1928 г. (в Книгу памяти «Блокада» внесён ошибочно как Тройто Мон Яковлевич).

Надежда, рождения 15 января 1932 г. (в Книгу памяти «Блокада» внесена ошибочно как Зинаида, по имени выжившей сестры).

На фото в первом ряду: Яков Иларионович Трайто, Леонид, Надежда, Елена Андреевна Трайто; во втором ряду: Анатолий, Николай, Евгений, Зинаида Трайто

Лидия Ивановна Загоровская, С.-Петербург

 

По сведениям, полученным от Лидии Ивановны Загоровской, мы уточнили справки о Елене Андреевне, Анатолии, Леониде, Надежде, а также составили справки о Якове Иларионовиче и Николае Трайто на сайте «Возвращённые имена. Книги памяти России».

См. также иные воспоминания Лидии Ивановны о Блокаде.

Анатолий Разумов, 17 августа 2016