Бориса Крейцера выводили на расстрел, но не расстреляли. Он стал мастером детской книги

2019-04-23

 

В ноябре 1938 Сталин и его товарищи-каратели (из них Сталин, Ворошилов, Вышинский и Жданов почётно лежат на Красной площади) завершили в СССР кампанию, известную ныне как Большой террор.

В Ленинграде не успели расстрелять 999 человек (возможно, на несколько человек больше). В протоколах Особой тройки ставили штампик: «Приговор в исполнение не приведён. Дело направлено по подсудности».

Стали разбираться с недострелянными, приговоры-то выносили по бумажкам, живых «подсудимых» никто не видел.

Выяснилось, что около 200 приговорённых к расстрелу умерли во время следствия. От побоев, от туберкулёза, от насильственного кормления при объявленной голодовке. Некоторые покончили с собой, как значится в актах о смерти.

Чуть более 500 человек пришлось выпустить за неимением возможности сочинить новое обвинение. Судьба этих недострелянных породила впоследствии легенду о послаблении, о наступившей справедливости.  Тем более, что каждый выходивший должен был оставить вместо себя такой текст:

«Подписка.

Даю органам УГБ УНКВД в том, что я, будучи арестован органами НКВД и находясь под стражей в тюрьме, что я слышал и видел, а также о известных мне методах секретной работы УГБ и ведения следствия, обязуюсь хранить в строгой тайне и никому не разглашать, в том числе и ближайшим своим родственникам.

Предупреждён, что за разглашение кому-либо о известных мне методах ведения следствия, а также содержание условий в тюрьме, я буду отвечать в уголовном порядке как за разглашение государственной тайны и как нарушение данной подписки».

 

Около 300 недострелянных всё же удалось «переосудить» вместо расстрела к лагерям. Среди них был архитектор Борис Генрихович Крейцер.

Он выжил в лагерях. И во время оттепели, после того как издох товарищ Сталин, рассказал прокуратуре всё, что запретили помнить чекисты в 1939. Благодаря рассказу Крейцера мы узнали, как и где, в которой тюрьме, выводили на расстрел в Ленинграде. 

Наш герой стал иллюстратором детских книг, мастером книги. Но при неожиданных телефонных звонках  замечал вслух: «Это за мной».

Портрет Крейцера у меня на видном месте. Писал о его деле в «Ленинградском мартирологе». А теперь в Центр «Возвращённые имена» прибыла книга о Крейцере. Её привезли издатели – мои коллеги и друзья из Музея истории ГУЛАГа.

Возьмите книгу на заметку, школьники.

Анатолий Разумов

 

Б. Крейцер. Царевна-лягушка