Беликов Леонид Сергеевич, 1910 г. р., уроженец г. Лунинец, русский, беспартийный, зам. председателя колхоза "Пулково", проживал по месту работы. Арестован 12 августа 1937 г. Особой тройкой УНКВД ЛО 19 октября 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-7-10 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 21 октября 1937 г.
ВОСПОМИНАНИЯ ВДОВЫ РАССТРЕЛЯННОГО
Мой муж, Леонид Сергеевич Беликов, был арестован в августе 1937 г. якобы за участие в антисоветской вредительской группе и приговорён Особой тройкой УНКВД Ленинградской области 19 октября 1937 г. к расстрелу. Исполнен приговор 21 октября того же года. Узнала я о приговоре только через 65 лет, хотя за прошедшие годы неоднократно обращалась в различные государственные органы.
До недавнего времени я имела лишь один документ по делу мужа: справку Ленинградского городского суда от 6/Х 1958 г. о том, что дело пересмотрено и прекращено. За недоказанностью вины Беликова Л. С. он оправдан и полностью реабилитирован, а постановление Особой тройки отменено. Несколькими годами раньше я при обращении в МВД по месту жительства получила ответ, что судьба моего мужа неизвестна.
Сейчас я живу в городе Пущино Московской области. В 2001 г. в нашем отделении общества «Мемориал» я узнала о принятом ещё в 1991 г. Законе «О реабилитации жертв политических репрессий», касающемся жён и детей осуждённых. Я послала заявление в Прокуратуру Ленинградской
области и через полгода получила справки о нашей с дочерью реабилитации, но главное – письмо из ФСБ о трагической судьбе мужа (расстреле). В письме сообщается также, что муж, как и другие жертвы массовых расстрелов в Ленинграде, похоронен на Левашовском мемориальном кладбище.
Дочь посещает Левашово. Привезённые ею из Санкт-Петербурга материалы («Ленинградский мартиролог, 1937–1938», том 2; буклет Левашовского мемориального кладбища; копия предписания и акт по расстрелу 21 октября 1937 г. 93 человек, в том числе её отца) позволили несколько переосмыслить события тех лет. Они оказались более масштабными и более трагическими. Поражает то, что после постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 июля 1937 г. о проведении широкомасштабной «операции по репрессиям» 31 июля того же года Ежов спустил Ленинграду и области план: 4 тысячи расстрелять и 10 тысяч в тюрьмы и лагеря. Подбор подходящих кандидатур возложен на органы НКВД, которые и начали в 1937 г. работать по выполнению плана.
В год ареста моему мужу шёл 27-й год. Шесть лет как он окончил Ленинградский сельхозтехникум и был направлен в распоряжение Детскосельской МТС Ленинградской области в качестве колхозного агронома. В 30-е годы при МТС существовали политотделы, которые руководили колхозами района. Детскосельский политотдел возглавлял Николай Николаевич Ларионов, который, как говорили, был другом Кирова. Ларионов с большой симпатией относился к агроному Беликову как к молодому специалисту и хорошему исполнительному работнику. Я это слышала ещё до знакомства с мужем, т. к. работала в бухгалтерии МТС, а работники колхозов всегда бывали на заседаниях политотдела, где утверждались планы работы колхозов и собирались отчёты о выполнении этих планов. Контроль был жёстким. После Детскосельской МТС муж около трёх лет работал агрономом и зам. председателя колхоза «Пулково» в селе того же названия.
Леонид Сергеевич был красив и умён, характер имел доброжелательный и общительный, умел общаться с людьми. Был заботливым мужем и отцом для меня и дочери. Казалось, всё в жизни даётся ему легко, и я считала его счастливчиком, думала ли, что его ждёт такая страшная судьба. Работу он любил, относился к ней творчески. Интересовался новыми достижениями науки в сельском хозяйстве, пытался самостоятельно проводить опыты для увеличения урожайности и селекции сортов овощных культур. Даже свою дочь он назвал Валерией в честь одного из сортов моркови. Не имея ещё большого опыта в сельском хозяйстве, внимательно прислушивался к советам умудрённых жизнью крестьян. Старался, где только можно, приобрести семена лучших сортов овощей. Так ему хотелось сделать хозяйство колхоза лучшим в районе.
Как-то в начале августа муж сказал мне, что в колхоз приехала бригада НКВД из Ленинграда, которая предложила руководству колхоза выявить и сообщить имена колхозников, подозреваемых в антисоветской деятельности, и предупредила, что если это задание не выполнят, то они сами найдут таких. Мы ведь не знали о существовании плана Ежова, а работники НКВД уже приехали выполнять его.
12 августа, день ареста мужа, врезался в мою память ещё и потому, что это день моего рождения (двадцатипятилетие). Очевидно, был выходной день, т. к. я весь день была дома (работала в эти годы в Ленинграде).
В колхозе в сезон выходных не было, поэтому муж рано ушёл на работу, но, зайдя на минуту домой с букетом цветов, поздравил меня и предупредил, что уезжает на дальние участки полей и вернётся поздно. Через несколько часов кто-то мне сообщил, что Беликова арестовали прямо в поле и сейчас его увезут в Слуцк (теперь снова Павловск). Мы жили в доме правления колхоза, одну из комнат на первом этаже занимала милиция, поэтому я тут же выбежала на улицу, но увидела только отъезжающую машину.
Осталась я одна с двухлетней дочерью. Мои родные были далеко в Средней Азии, его – в г. Новозыбкове. Чувство одиночества и растерянности усугублялось резко изменившимся ко мне отношением окружающих. Только наша пожилая соседка, не имевшая отношения к колхозу, вечерами шёпотом передавала мне услышанные от людей новости: где находятся арестованные, какую можно им повезти передачу и т. д. Не знаю, почему я всегда считала, что мой муж был арестован в один день со всеми членами правления колхоза, однако, по данным «Ленинградского мартиролога», мужа арестовали двумя днями позже.
Началась новая страшная жизнь жён «врагов народа»: допросы, обыски, провокации. Попытки увидеться с арестованными или узнать что-либо о них пока они в течение двух месяцев сидели в подвале Слуцкого НКВД были бесполезны.
Через несколько дней после ареста состоялось общее собрание колхозников под руководством работников НКВД. Жён арестованных, конечно, на собрание не пригласили. Наша квартира располагалась на втором этаже над комнатой, в которой шло собрание, поэтому я через открытое окно слышала часть разговора. Назвали фамилию мужа, и незнакомый голос сообщил собравшимся, что в 1936 году Беликов ездил в Псков на встречу с бывшим руководителем Политотдела МТС Ларионовым специально по делам антисоветской деятельности, т. к. Ларионов недавно разоблачен как «враг народа». (Да, муж ездил к своему бывшему начальнику, который обещал ему достать в районе какие-то элитные семена, и он привёз в колхоз эти семена.) Затем я услышала знакомый женский голос очень уважаемого моим мужем бригадира и слова: «Беликов специально не послал вовремя технику на уборку овса. Часть зерна осыпалась, и урожай оказался низким. А его жена на церковный праздник готовила пасху». Только позже я поняла, что она имела в виду, когда говорила обо мне. Как-то муж пригласил к нам в гости двух женщин-бригадиров (в том числе и её). Условия нашей жизни были примитивны, поэтому к чаю я приготовила сладкую творожную массу, отдалённо напоминающую пасху.
Однажды я долго сидела в приёмной начальника НКВД, ожидая, когда мне разрешат войти. Наконец, позвали. Я хотела получить разрешение на выдачу мне последней зарплаты мужа и возврат семейных фотографий, взятых при обыске. Когда я вошла в кабинет, то увидела, что за столом сидят четверо в форме и молча пристально на меня смотрят. Затем один из них дал знак, и внезапно из-за перегородки конвоир ввёл моего мужа, обритого и худого. От неожиданности мы с мужем настолько растерялись, что не знали, как начать разговор. Но ещё больше сковывали взгляды наблюдавших за нами. Мы не могли подойти ближе друг к другу, т. к. между нами стоял конвоир. Помню, я спросила, как его дела,
а он мне ответил: «Плохо». Мужа быстро увели. Это была единственная наша с ним встреча после ареста.
Через несколько дней всю группу увезли в Ленинград, затем скорый суд и через четыре дня расстрел. Никто из нас ничего об этом не знал.
Жён местных жителей вскоре выслали в лагерь на Север, где они, по дошедшим до Пулкова слухам, работали на очистке от снега железнодорожных путей. Меня же сначала уволили с работы, а в конце года сообщили, что я высылаюсь из Пулкова, но разрешили выбрать место ссылки (возможно потому, что я не была местной). Я выехала под надзор НКВД в Новозыбков, где жила семья мужа. Лишь в 1948 году мне выдали полноценный паспорт без ограничений в правах.
В Новозыбкове я узнала о том, что вскоре после ареста мужа был арестован и его отец, Сергей Константинович Беликов. Он был членом ВКП(б) с 1915 года, большевиком-идеалистом, участником Гражданской войны. Окончив железнодорожное училище, получил диплом машиниста 1-го класса и до самой пенсии водил поезда по Российским дорогам, а в последние годы жизни был начальником сигнально-ремонтных мастерских. Когда семьям железнодорожников оказывалась какая-либо помощь, его семья в списке нуждающихся всегда была последней. Его арестовали на станции Унеча, обвинили, как выяснилось совсем недавно, в «шпионско-диверсионной работе на транспорте» и расстреляли 28 февраля 1938 г.
В год рождения моего мужа (1910 г.) его семья жила в Западной Белоруссии, которая в то время была частью царской России, однако в деле мужа местом рождения названа Польша, что, конечно, усугубляло «вину» мужа, т. к. в 1937 году, видимо, в рамках того же мероприятия по уничтожению части своих граждан, проводилась операция по выявлению «польских шпионов».
В конце 60-х годов мы с дочерью посетили Пулково – место её рождения. У меня была надежда найти кого-либо из детей погибших в 1937 году, но от бывшего села Пулково практически не осталось и следа. На месте дома Правления колхоза поставлен небольшой памятник Пушкину. После этой поездки я часто размышляла о том, что с уходом из жизни нас, последних свидетелей тех страшных событий, исчезнет и память о них. Однако я дожила до дней, когда, наконец, рассекретили архивы и правда о кровавых злодеяниях, хотя и не вся, но всё же опубликована.
Вот список жителей села Пулково, расстрелянных 21 октября 1937 года:
Беликов Леонид Сергеевич, зам. председателя колхоза «Пулково»
Бибичин Тимофей Филиппович, председатель колхоза «Пулково»
Дверницкий Арсений Иванович, бухгалтер колхоза «Пулково»
Жуканов Иван Васильевич, бригадир колхоза «Пулково»
Трусов Николай Яковлевич, бригадир по садоводству в колхозе «Пулково»
Жуканов Алексей Васильевич, кладовщик колхоза «Пулково»
Жуканов Василий Ильич, бригадир колхоза «Пулково»
Гуляевский Иван Михайлович, член колхоза «Пулково»
Брюшков Александр Андреевич, бригадир колхоза «Пулково»
Бродниковский Михаил Алексеевич, плотник Александровского сельпо
Куприн Петр Михайлович, пожарник стройконторы Московского райсовета в Ленинграде
Желтов Василий Федорович, пожарник Пулковской обсерватории
Птицын Николай Петрович, чернорабочий Пулковской обсерватории
Людмила Алексеевна Беликова, г. Пущино Московской обл.
Леонид Сергеевич Беликов и его односельчане расстреляны согласно протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 100 от 19 октября 1937 г. В предписании на расстрел от 20 октября их порядковые номера 46–58. Всего в этот день, судя по актам о приведении приговоров в исполнение, в Ленинграде расстреляны 677 человек. Все они помянуты во 2-м томе «Ленинградского мартиролога.
Секретарь Череповецкого райкома ВКП(б) Николай Николаевич Ларионов, награждённый за работу в Детскосельской МТС орденом Ленина, расстрелян 9 сентября 1937 г. Помянут в 5-м томе «Ленинградского мартиролога».
Сергей Константинович Беликов будет помянут в Брянской книге памяти, работа над которой началась.
Анатолий Разумов