Сергеев Леонид Степанович

Сергеев Леонид Степанович, 1902 г. р., уроженец с. Орлино Красногвардейского р-на Лен. обл., русский, б. член ВКП(б), окончил Лен. Электротехнический институт, с 1935 г. инженер-электрик на строительстве Аджарской ГЭС, проживал: с. Махунцети Аджарской АССР. Арестован 24 июля 1937 г. Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в г. Тбилиси 1 октября 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Тбилиси 1 октября 1937 г.


ЛЕОНИД СТЕПАНОВИЧ СЕРГЕЕВ

В 1934 г. мой отец окончил ЛЭТИ и был направлен на работу в Аджарию, в село Махунцети на строительство гидроэлектростанции на реке Ачарисцкали (30 км от Батуми, на самой границе с Турцией).

Мне было 8 лет, когда мы с мамой приехали к отцу. (Я родилась в Ленинграде 10 ноября 1927 г.) Вначале в Махунцети было три семьи русских, школы не было, я училась дома. Потом приехало довольно много рабочих, в основном аджарцы, очень неграмотные, жили в бараках. Мама и другие жёны инженерно-технических работников благоустраивали им жильё, мыли, шили и вешали занавески. Когда у рабочих возникали какие-то вопросы, они приходили к нашему дому и ждали, когда кто-нибудь выйдет, отец или мама. Приходилось давать им что-нибудь из одежды или

еды. Помню, в январе 1937 г. выпал снег, довольно много, утром у нашего дома стояли аджарцы босиком.

Отец был очень занят, но когда открылась школа (в одной комнате несколько разных классов и ученики разного возраста), он вечером там преподавал.

В праздники собирались у нас. Чаще всех у нас бывал турок Христофор, образованный, говорили, что он перебежчик. Помню, мама на листке писала строчку из «Евгения Онегина», он писал вторую. Я любила ходить в горы, там жил старик Эффенди Али-Бек, у него была русская жена, мама называла его моей нянькой.

24 июля 1937 г. проснулась на рассвете, надо мной стоял отец, в комнате на полу бумаги, книги, трое военных отца увели, он попрощался со мной. Утром первым рейсом мы с мамой уехали в г. Батуми, там были друзья. Одним из них был начальник пожарной охраны города – Тугуши (имя не помню), у него была русская жена Вера и дочка Лиля. День или два мы с утра до вечера гуляли по Приморскому бульвару. По дороге в тюрьму всё время шли чёрные машины. Что хотела мама узнать, не знаю.

Вечером мы уезжали в Ленинград. Поздно, темно, горят фонари, мы сидим в кустах. Тугуши ходит по перрону, с третьим звонком садимся в поезд, без вещей. Доехали до Москвы. В Москве мама меня устроила в комнату матери и ребенка, а сама куда-то уходила на целый день, шуршала какими-то бумагами, конвертами. Приехали в Ленинград. Была забронирована комната на проспекте Максима Горького, 23, в квартире 10. А в квартире 8 проживала мамина подруга Муза Алексеевна Краснорядцева с дочкой, тоже Музой. Муза-старшая (урождённая Козина, сестра Вадима Козина) была подругой мамы, а Муза-младшая – моей. Муж Музы Алексеевны, Николай Романович Краснорядцев, был секретарём Куйбышевского райкома. Он меня и устроил в 1-ю образцовую школу во 2-й класс. Помню, в школе при всех спрашивали, где работают мать и отец. Про мать я сказала правду (к тому времени Николай Романович устроил её на картонажную фабрику работницей). Про отца сказала, что он умер, и заплакала. Больше меня никогда про отца не спрашивали.

В одном классе со мной учились дочь второго секретаря обкома Кузнецова, дочь кинорежиссёра Трауберга, внучка академика Павлова и Муза-младшая. Мы с Музой дружили со старшей внучкой академика Павлова – Милочкой. Вторая внучка Манечка училась ниже классом. Часто бывали у них в доме. На каникулы как-то ездили без взрослых, с домработницей, в Колтуши, видели обезьяну Рафаэли. Пользовались их библиотекой (только: «запиши в тетрадь, какую книгу берёшь»). Когда Миле купили велосипед, учились все вместе кататься. Брали нас с Музой и на концерты в Дом ученых. Ходили на каток, бывали в доме и у Наташи Трауберг, вместе гуляли в парке Ленина. Я себя не чувствовала дочкой «врага народа».

Началась война. Школа закрылась – госпиталь.

7 января 1942 г. умерла мама от истощения, в квартире я осталась одна. Спустилась к Музе Алексеевне попросить санки отвезти маму в морг. Вместе с Музой-младшей зашили маму в простыню, спустили с 6-го этажа и отвезли в морг больницы Эрисмана, на улице были штабеля умерших. С 8 января 1942 г. я стала жить в семье Музы Алексеевны, до их эвакуации в марте 1942 г.

 

В это время мне было 14 лет, и меня направили в ремесленное училище на проспекте Горького. Военруками у нас были спортивные чемпионы: Мария Минина и Александр Шехтель. Когда мы ослабли, они весной 1942 г. заставляли нас двигаться, перелезать через скамейки в парке Ленина. Мы ели листочки боярышника и липы. Ремесленники, живущие в общежитии, умирали, их свозили в Госнардом. Я с дистрофией попала в стационар. Брат двоюродный писал: «Не уезжай – не пустят обратно». Как ученица ремесленного училища я оказалась на Ржевке, на заводе № 5 Наркомата боеприпасов. Комнату заняли беженцы из пригородов, жила в общежитии. Работа была очень вредной и опасной. Училась в вечерней школе четыре года и четыре с половиной года в техникуме при ЛМЗ им. Сталина. Учащихся не отправляли на лесозаготовки, на торфоразработки, на сельхозработы, и работали они в одну смену. Так что стимул учиться был.

Одно время я работала ответственным за погребки, где хранилась взрывчатка, должна была протирать мокрой тряпкой полы и поддерживать нужную температуру. Проверяющие военпреды не любили заходить туда.

Учиться стало тяжело – чертежи, сопромат, высшая математика – и я ушла. Когда на заводе узнали, начальник цеха поехала в техникум, меня восстановили. Подключили ко мне начальника другого, инструментального цеха, в итоге диплом я писала в кабинете у своего начальника. В 1954 г. получила диплом. У нас тогда то ли директор, то ли главный инженер был Евгений Петрович Дорофеенко (позже начальник Совнархоза), так он тоже интересовался, как у меня дела. У меня рядом было столько хороших людей. Теперь таких нет почти.

С Музой-младшей, теперь Музой Николаевной Еремеевой, мы дружим до сих пор.

Отца реабилитировали в 1958 г. «по вновь открывшимся обстоятельствам и за отсутствием состава преступления». О том, что он расстрелян, я узнала в 1997 г., когда была признана пострадавшей от политических репрессий.

Нинель Леонидовна Сергеева,

С.-Петербург

Леонид Степанович Сергеев указан под номером 246 в списке 312 лиц, подлежащих «по 1-й категории» суду Военной коллегии по Грузинской ССР. 15 сентября 1937 г. список подписали Сталин и Молотов. С 29 сентября по 4 октября в Тбилиси был приговорён к высшей мере наказания и расстрелян 291 человек по этому списку. Судя по акту от 1 октября, 47 приговорённых в этот день, среди них и Сергеев, расстреляны в 23 часа 50 минут.

Его жена, Мария Михайловна Сергеева, помянута в 27-м томе Книги памяти «Блокада, 1941–1944, Ленинград».

Анатолий Разумов